ская церковь и трапезная палата. Тогда же родил-
ся маленький шедевр каменного узорочья – храм
Симеона Столпника на Поварской. Он полностью
выстроен на казённые средства. При Фёдоре Алек-
сеевиче появилась одна из красивейших церквей
Москвы – Николы в Хамовниках, а также церковь
Пимена Великого, что в Старых Воротниках, и
другие знаменитые храмовые здания. По столице
прокатилась мощная волна храмового строитель-
ства.
Особенное внимание государь уделил Кремлю.
На протяжении второй половины его царствова-
ния здесь не стихали строительные работы. По-
стоянно сновали плотники, каменщики, резчики,
живописцы, расписывавшие новые постройки.
Государь часто привлекал к своим архитектур-
ным затеям иностранных зодчих. Он, оставаясь
человеком старомосковской закваски, являлся по-
клонником европейской культуры, свободно го-
ворил по-польски, знал латынь, вводил партесное
пение в церкви, владел искусством стихосложения,
малоизвестным тогда на Руси.
Вот и «нарышкинское барокко» начиналось
с архитектурных затей царя Фёдора Алексеевича.
Самый древний памятник «нарышкинского» сти-
ля, известный автору этих строк – храм Иконы
Божией Матери Неопалимая Купина на Новой
Конюшенной слободе. Его построили то ли в 1679,
то ли в 1680 году. Сейчас Неопалимовской церкви
уже нет, остались только фото. Зодчий, нанятый
царскими конюхами, взгромоздил на «четверик»
(параллелепипед) основного объёма тяжёлый
«восьмерик» (восьмигранную призму).
Идея – очень необычная, можно сказать,
неестественная для московской архитектуры се-
редины XVII века. Скорее всего, её заимствовали
из Европы, может быть, из той же Польши, Лит-
вы или Малороссии – культурные новшества, ис-
ходившие от Речи Посполитой, тогда как раз вхо-
дили в моду. Польское, украинское влияние очень
хорошо чувствуется в русском искусстве конца
XVII века.
На этом стоит остановиться и вдуматься. Исто-
рия России знает только один период, когда Поль-
ша и Малороссия оказались в роли своего рода
«законодателей мод». Притом как в прямом смыс-
ле – мод на одежду, так и в переносном – особого
рода чтения, определённых архитектурных приё-
мов, интерьеров. Этот период невелик: 1670-е –
1680-е годы. В ту пору русские дворяне вместе с
украинскими казаками дрались за Чигирин про-
тив турок, отношения с Польшей пришли в срав-
нительно мирное состояние, а царицей сделалась
смоленская шляхтянка Агафья Грушецкая. Миры
украинской гетманщины и польской аристократии
оказались как никогда близки к старомосковскому
обществу. Одно время польские католики даже на-
деялись на строительство костёла в Москве, чего,
правда, не произошло вплоть до времён Петра I.
Культурное влияние Польши и Малороссии тог-
да не встречало настороженного отторжения. Ар-
хитектурная новинка «восьмерик на четверике»,
абсолютно неизвестная старомосковскому зодче-
ству, пришлась по вкусу москвичам.
Посадское барокко, изощрившись за полсто-
летия до предела, уже исчерпало возможности
развития. В рамках того, что вошло в обычай, его
просто некуда было развивать. Всё, что народ хо-
тел сказать через него, уже прозвучало. И теперь
требовалось обновление.
Москвичи искали доселе не опробованные
формы для декоративных затей. И они спокойно
пошли по привычному пути заимствования евро-
пейских
деталей
с целью их последующего пере-
варивания и включения в русскую
сумму
.
Восьмерик? Отлично! Появляются новые
плоскости, которые можно покрыть «узорочьем».
Входят в моду «разорванные фронтончики»? Ви-
тиевато. А значит – годится, добавим. Из Европы
к нам везут маскароны, волюты, картуши? Хитро
выдумано! Добавим и это к нашему плетению
камня.
Прежний хаос композиции уже не в почёте.
Не пора ли ему уступить место строгому центри-
рованию? Не пора ли вводить чётко обозначенный
вертикальный стержень композиции? Больно ум-
ственно! Ну… можно и это. Попробуем.
Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Филях.
Фотография С. Родовниченко. 2010 г.
Москва и Киев
