А в 1950 году решением вла-
стей опекушинский памятник
переместили на другую сторону
Тверской, на место снёсенной
колокольни Страстного мона-
стыря. Его «переезд» болью ото-
звался в сердцах не только ко-
ренных москвичей.
«Для людей моего поколе-
ния есть два памятника Пушки-
ну, – утверждал Валентин Ка-
таев. – Оба одинаковых Пушки-
на стоят друг против друга, раз-
делённые шумной площадью…
Один Пушкин призрачный. Он
стоит на своём старом, закон-
ном месте, но его видят только
старые москвичи. Для других он
незрим».
При жизни Пушкин вовсе
не мечтал увековечить собствен-
ную персону в мраморе и брон-
зе. Напротив, отказывался от
лестных предложений имени-
тых ваятелей. Некогда, в одном
из писем к жене, Пушкин, сооб-
щая своей Наташе московские
новости, сетовал: «Здесь хотят
лепить мой бюст. Но я не хочу.
Тут арапское мое безобразие
предано будет бессмертию во
всей своей мёртвой неподвиж-
ности…»
«Арапское безобразие», так
досаждавшее поэту при жизни,
с веками трансформировалось
в самый романтический и люби-
мый миллионами пушкинский
облик. Ирукотворные памятни-
ки поэту в двадцатом и двадцать
первом столетиях «расселились»
по странам и континентам безо
всяких на то виз и разрешений.
Так странно и прихотливо ис-
полнились давние мечтания
Пушкина – побывать в чужих
краях.
Знать бы поэту, что в гря-
дущем памятники, запечатлев-
шие его африканские черты,
появятся в мировых столицах –
в Брюсселе и Вене, в Париже
и Риме, в Дели и Мадриде,
в Осло и Вашингтоне, в Лимассо-
ле и Аддис-Абебе. «Известен вид»
Александра Пушкина на всех
континентах – в огромных мега-
полисах и скромных деревеньках:
в Шанхае и Бернове, в Сантьяго
и Болдине, в Мехико и Полот-
няном Заводе, в Михайловском
и Квебеке.
И все же, среди великого
множества монументов, лишь
одному – памятнику поэту
в Москве – суждено будет обре-
сти поистине всенародную лю-
бовь. Имя русского скульптора
Александра Опекушина навеки
соединится с именем русского
гения.
Пушкинская площадь. После дождя.
С. Л. Кожин. 2005 г.
Памятник на открытке конца XIX в.
