смотреть до полночи готов / на пляски с топаньем
и свистом / под говор пьяных мужичков».
Литература учит понимать, что называемое за-
рубежной или диссидентской газетой деревенское
сборище – это талантливый народ с его плясками
и песнями. Почувствовать это дано либо если ты
живёшь с этим народом и просто привык дышать
его воздухом. Или ты наделён талантом и чутьём,
как М. Ю. Лермонтов. Ведь жил он не в курной
избе. Я был в усадьбеМ.Ю. Лермонтова «Тарханы»
под Пензой на конференции филологов под руко-
водством профессора классической литературы
И. П. Шеблыкина. Ходим по Тарханам, осмотрели
хоромы богатой бабушки Лермонтова. Шеблыкин
и я, мы оба провели детство в деревне. В Тарха-
нах представлена изба как образец крестьянского
быта первой трети XIX века. В ней – печка, люль-
ка качается, утварь. Все ушли, а мы, воспитанные
в деревне, всё стояли и смотрели. Так это наше
детство, которое так же развивалось и 150 лет на-
зад. Мы были очарованы этим простым и уме-
лым, имеющим отношение к искусству бытом
крестьянина, потому что и мы так жили. Но не
все же так жили. Понять это сочетание красоты
труда, пота и крови, выносливости и двужильно-
сти может каждый, читавший Глеба Успенского,
Льва Толстого, Шолохова, Пушкина с «Капитан-
ской дочкой» и с его «Буря мглою небо кроет».
Литература помогает понять красоту народно-
го целого и героизм его деяний при внешней их
простоватости. Не так, мол, одет. Да, не так одет.
Но под Шипкой и Плевной не на это обращали
внимание, а на то, что завещано Великим Словом
в 15-й главе Евангелия от Иоанна: «Нет больше
той любви, как если кто положит душу свою за
друзей своих».
Вопрос, который возникает перед нами, – что
делать с российским разломом? Если у тебя есть
душа и голова на плечах, ты не можешь не думать
о том, страшном, что произошло с нами, и о том,
что мы в итоге от этого потеряли. Мы осиротели.
Мы потеряли братьев, родственников, земли. Рас-
палось то, что нас связывало. Говорят, что это была
тюрьма народов. Неправда! В газетах, может быть,
так пишут. Но о том, что это тюрьма народов,
у Л. Н. Толстого, и у А. С. Пушкина, и у П. И. Чай-
ковского этого нет. Они подсказывают нам другое.
Как это ни странно, Великая Отечественная
война, которая несла уничтожение и кровь, по-
новому связала советских людей. Так связала,
что крепость этого даже тот старый русский, до-
октябрьский человек не ощущал. Впервые после
Октября мы пережили такое испытание. Россия
перенесла это и приобрела новый облик – везде:
в Белоруссии, в Мурманске, на Чукотке, на Са-
халине, во Владивостоке, в Сибири у меня есть
если не родственники, то братья. Братья по Бело-
руссии, где мой отец погиб в 1944 году. Они уха-
живают за братской могилой, где покоится его
прах и прах ещё 60 наших солдат и офицеров.
В Мурманске, где нас бомбили немецкие само-
леты, и мы еле-еле оттуда выбрались и уехали на
родину отца в Сибирь. Они есть в Красноярском
крае, где я жил и работал. Война сплотила, и каж-
дый где-то мог найти воспетый Николаем Руб-
цовым в его известном стихотворении русский
огонёк. Там проводится мысль: куда ты ни приди
в нашей стране, в лице незнакомого, но родного
в широком народно-национальном смысле чело-
века будет тебе светить гостеприимный русский
огонёк. Сейчас это другие страны – Белоруссия
и Украина, но в них есть родное мне.
Втёрся парень в хоровод, ну старуха охать.
А. П. Рябушкин. 1902 г.
а. С. Пушкин на садовой скамье.
В. А. Серов. 1899 г.
Русская история
3
2015
16
