большом пространстве избы
весь быт был чрезвычайно обоб-
ществлённым: всё, что ни делал
человек, происходило на виду
у всех остальных членов семьи.
В избе было не только тесно, но
и темно, поэтому дома, по сути,
можно было только есть и спать.
Пищу надо было готовить каж-
дый день, так как подклет, под-
полье или погреб служили для
хранения продуктов, но не го-
товых блюд. Освещение в избе
было минимальным, так что все
зимние домашние работы вро-
де прядения совершались почти
на ощупь. Помещение не про-
ветривалось, и даже, наоборот,
принимались все меры, чтобы
избежать потери тепла. Пол был
таким холодным, что в стоящем
на нём ведре замерзала вода, зато
на уровне полатей царили жара
и духота, а утром в избе стано-
вилось очень холодно. Неуди-
вительно, что такие перепады
температур приводили к неиз-
бежным простудам. Санитарно-
гигиенические условия в по-
земных хатах (а в Воронеже, по
исследованию Н. П. Приходько,
избы ставились в основном по-
земные, реже на подклете [14,
с. 214] оставляли желать луч-
шего: когда в доме на земляном
полу держат скот (что было не-
редким явлением), понятно, что
о чистоте говорить не приходит-
ся. Правда, минимальная личная
гигиена всё же соблюдалась: ис-
точники насчитывают три об-
рочных бани на берегу реки
[11,
с. 20]. Что касается туалета, то во
всех деревенских и в подавляю-
щем большинстве рядовых го-
родских домов его не было вовсе,
причем, судя по планам дворов,
отсутствовал он и на усадьбе, так
что известные потребности от-
правлялись где-то на территории
двора или огорода [14, с. 453].
Следует отметить, что такие
бытовые условия были характер-
ны для всей Европы, чего будто
бы не замечали иностранцы, по-
сетившие Московию в XVII веке
и оставившие высокомерные от-
зывы о жизни простого русского
народа.
Существовал ряд правил,
которые горожане должны были
соблюдать, чтобы не подпалить
город: в летние дни бани не то-
пили, для печенья хлеба и при-
готовления пищи были печи на
огородах, подальше от жилья.
В амбарах и лавках ставились
кади с водою[7, л. 1].
Помимо опасности наше-
ствия боялись другого, более
страшного врага – эпидемий.
В 1625 году пришли известия с
нижнего Дона, что лютует там
моровое поветрие, от которого
все казаки поумирают. Сразу
было приказано выставить за-
ставы перед Воронежем и ни-
кого из тех краев не пропускать,
потом отправили на нижний
Дон людей-разведчиков. К сча-
стью, слух оказался ложным [5,
лл. 1–6].
Огромное количество до-
кументов о судебных делах, жа-
лобах и челобитных, царских
грамот с распоряжениями по
поводу провинившихся людей
свидетельствуют о том, что во-
ронежцы часто занимались раз-
боем и татьбой. Вероятно, это
следствие путей заселения во-
ронежских земель. Сюда пере-
селялись как по воле Государя,
так и по своей собственной.
Однако бросить насиженное
место и ехать на самый юг бо-
роться с татарами могли либо
люди крайне отчаянного по-
ложения, либо искатели лёгкой
наживы. Плюс ко всему, в пер-
вой половине XVII века жизнь
населения Воронежа была ещё
далека от стабильности: город
был напрямую подвержен на-
падениям татар. После строи-
тельства Белгородской черты
(1635–1653) стало немного спо-
койнее, но он всё же продолжал
оставаться городом «на черте».
Люди жили в постоянном на-
пряжении и страхе. Немало
сведений о бегствах служилых
людей из Воронежа, за что их
приказано было возвращать и
нещадно бить батогами. Из-за
этих же многочисленных бегств
и появилась необходимость по-
ручаться не только за себя, но и
за товарищей. Царь должен был
быть уверен в том, что южные
рубежи государства под надёж-
ной защитой, поэтому закрывал
глаза на то, что сюда стекались
беглые крестьяне – без рабо-
чих рук служилым людям при-
План стен Воронежа.
Последняя
четверть XVII в.
План Воронежа.
Фрагмент.
1690 г.
106
Русская история
3
2014