мерии не сумели учесть разницы
между мотивами той или иной
войны. Если бы они не были так
самомнительны, они бы по при-
меру Порт-Артура должны бы
были видеть, насколько велик дух
русской армии.
Вечером офицеры батальона
делали мне проводы. Хотя я и рас-
считывал, что проводы будут, но
никак не ожидал, что они будут
столь грандиозны. Офицеры под-
несли мне золотые часы. […] За 26
лет службы в страже я не имеюни-
чего, чтобымогло служить доказа-
тельством, что я был любим и оце-
нен товарищами, а за 2-месячную
службу в эксп[луатационном]
б[атальоне] я получил задушев-
ный и дорогой подарок […]
Сегодняшний день – счастли-
вый день моей жизни. […]
11 октября. […] На вокза-
ле меня уже ждали офицеры.
Расставание–проводы были самые
сердечные. Я был глубоко тронут и
тем сильнее, что сознаю их непод-
дельную искренность. […] Много-
знаменательно, что я выехал в путь
нановуюжизньнапятьдесят пятой
годовщине моей жизни. На душе
на редкость спокойно. На будущее
смотрю трезво и сознательно. Ни-
каких колебаний. Исполняю свой
священный долг. Выплачиваю до-
рогой России долг свой за всё, что
я от неё получил, а главное, за то
неизмеримое счастье, что я сам чи-
стокровный русский, сын велико-
го народа. […]
Ещё немного смущают меня
мои физические недостатки. Пло-
хое зрение, слабость ног, одышка –
с такими недостатками на коне, в
кавалерии ещё можно кое-как дей-
ствовать, а пешком в пехоте – как
быть? Ну, да как Бог покажет! […]
13-го октября. […] На эту во-
йну я еду гораздо равнодушнее,
чем на Японскую, твердо веря, что
будет так, как быть суждено. Даже
нет любопытства к будущему. Тог-
да мне хотелось очень остаться
живым, чтобы посмотреть, что бу-
дет после войны, а теперь мне это
безразлично. Я ни на минуту не
сомневаюсь в победе России и в
её Великой Будущности как Вели-
кой Культурной Страны. Недаром
ещё древнейшими философами
был провозглашён девиз: «С Вос-
тока свет!», и свет воссиял и оза-
рил весь мир. […]
14 октября. В 9 1/2 ч[асов] утра
прибыл в Харьков…[…] Садясь
в вагон конно-железной дороги,
чтобы ехать в город, заметил 2-х
австрийцев-пленных.
Подсел,
разговорились. Оба австрийские
немцы, венцы. Один контужен в
ногу. Другой ранен в плечо в шты-
ковом бою. Лицо сильно поцара-
пано. Взяты в бою под Перемыш-
лем. Один, с которым я говорил,
офицер ландвера
12
. Молодой, едва
ли 30 лет, красивый. В Вене оста-
лись жена и имущество. Очевид-
но, не из бедных. Оба в горячих
выражениях говорят спризнатель-
ностью о гуманном обращении с
ними русских. Ничего подобного
они не ожидали. Их уверяли, что
русские – звери. Я спрашивал,
писал ли он жене. Ответил, что
писал ещё с передовых позиций,
и старший врач взял письмо, что-
бы отправить. Письма идут через
Румынию. Несмотря на то, что
окружающая толпа относилась к
пленникам доброжелательно, и
что, как ясно было заметно, оба
они очень довольны, что живы и
избежали опасности, мне их поло-
жение казалось ужасным. Не дай
Бог испытать самому плена. Луч-
ше пять смертей, самые ужасные
страдания, только бы не плен…
При одной мысли о таком ужасе
делается нестерпимо… Плен, да
ещё у немцев, наглых, злых и без-
душных… Мне кажется, всякий
офицер, если он только способен
владеть правой рукой, должен в
крайнем случае застрелиться, но
не сдаваться…Интересно бызнать
их настоящие мысли, их чувства…
[…] Гулял часа три. Город мне
ещё больше понравился. Велико-
лепные магазины, вполне сто-
личного типа, с изящной выстав-
кой товара на окнах, не уступают
лучшим магазинам Петрограда
и Москвы. Очень хороший Пас-
саж, улицы широкие, хорошо
мощённые, но освещение скупо-
вато. Трамваи ходят, но не по всем
улицам, на большинстве улиц
обыкновенные «конки». Когда я
выходил с вокзала на улицу, встре-
тил похор[он]ы офицера. На ка-
тафалке за стеклом стоял простой
деревянный гроб. Сзади шла во-
енная музыка и рота солдат. Было
множество народа. Чувствовался в
толпе душевный подъём. […]
Меня раздражают провинци-
альные выпуски телеграмм. Одно
сплошное надувательство. Девя-
носто девять процентов этих теле-
грамм сочиняются сотрудниками
за редакционным столом, так как,
не составляя сами по себе факта,
они сообщают лишь слухи, за ко-
торые, разумеется, редакция не
ответственна […] Впрочем, я осо-
бенно не виню газетчиков, публи-
ка сама жаждет таких известий.
[…]
15 октября. В салоне вагона
познакомился с одним раненым
офицером-кавалеристом.
Не-
много беседовали. Сообщил, что
у Ренненкампфа действительно
отняли армию и дали в той же ар-
мии корпус
13
. Сахаров командует
(кажется) 4-й армией на прусском
фронте
14
. На прощание офицер
сказал мне любезность, что будет
теперь, просматривая списки, ис-
кать мою фамилию в числе геор-
гиевских кавалеров. Конечно, это
только красивая фраза, но, тем не
менее, мне она была приятна. Ах,
если бы его устами да мёд пить!
Если бы каким-нибудь чудом по-
лучить Георгия, тогда бы, пожа-
луй, жизнь посветлела и можно
было бы мечтать о продолжении
службы… […]
8 декабря. День подвига.
Ночью было получено прика-
заниеутромнаступатьнасел[ение]
Опационка и следовать далее по
линии на сел[ение] Калочицы.
В 8 ч[асов] утра батальон двинулся
вперёд. Я шёл с капитаном Ми-
клашевским. Дорога шла по забо-
лоченной пахоте и всё в гору, идти
было очень тяжело, полушубок
давил плечи, пот лил градом. Я за-
дыхался. Наконец, миновав поме-
Русская история
2
2014
62
Наше наследие
