Настоящая работа посвящена только черноризцам Донского монастыря. Основана она преимущественно на подлинных рукописных документах XVII-XVIII вв. До сих пор дошёл большой объём материалов по намеченной теме в разных архивохранилищах и фондах. Это монастырские приходно-расходные книги. Тщательно отслеживали динамику и направления потоков денег и материальных ценностей. Царские указы и распоряжения правительственных инстанций и реакция на них властей обители. Переписка и указы руководителей монастыря с подчинёнными им людьми, многочисленные челобитные различных лиц, переписи иноков. О кадрах общины сообщается практически в каждом документе. Сбор и анализ источников – главная задача исследователя. Из документов необходимо извлечь максимум информации, которая является базой для любых выводов. Дело это весьма кропотливое, но неизбежное и очень интересное. По существу вся научная статья – критический разбор, систематизация, осмысление фактов, имеющихся в источниках.

Братский корпус. Донской монастырь. Автор фото: Екатерина Арутюнова

Однако ошибочно полагать, будто Донской монастырь оказался бюрократическим учреждением и занимался бумаготворчеством. Плодить документы, вести регулярную фиксацию материально-финансовых доходов и расходов, движения кадров общины и многого другого заставлял статус этой низовой правительственной ячейки страны. В ней всё контролировалось вышестоящими государственными институтами, перед которыми монастырские власти обязаны были отчитываться. Ибо русская православная церковь с момента крещения Руси и до 19 января 1918 г. наравне с министерствами, ведомствами, коллегиями, приказами, являлась частью правительственного аппарата. И, безусловно, исполняла российское законодательство. А монастырская собственность де-юре была государственной, которой церковные институты, в конкретном случае Донская обитель, только владели, пользовались, управляли ею, жили на доходы с угодий и за счёт государственной казны. Естественно, у клерикальных организаций имелись свои особенности, как и у армии, транспорта, тюрем и всех остальных учреждений. Текущий документооборот постоянно требовался для внутреннего использования самому монастырю. Обители оказались административно-хозяйственными единицами страны. Религиозными признаками в них, пожалуй, были культовые постройки, внешний облик насельников да распорядок их жизни. Режим в монастырях варьировался и не всегда соблюдался.

Вид на Донской монастырь сверху. Автор фото: Пресс-служба Мэра и Правительства Москвы, 2020 год.

Существует определённая взаимозависимость между влиянием монастырей в стране и в церковном мире, размерами их владений, разнообразием монастырских ансамблей и количеством обитавших в них людей. Многочисленность монашеской общины, несомненно, является одним из важнейших показателей материального состояния монастыря и его религиозного и общественного авторитета в стране.

В Донском монастыре, приписанном в середине XVII в. к Андреевскому, по свидетельству И. Е. Забелина, жило 7 старцев в 1651 г., 10 – в 1654 г., 4 – в 1664 г.¹ По архивным документам в обители было 5 чернецов в апреле 1654 г., 3 – 12 июня 1658 г., 4 – 21 июля 1659 г.², 47 иноков в 1690/91 г.³, 60 – в 1694/95 г.⁴, 74 насельника в 1695/96 г.⁵, 69 – по одному источнику, 66 по другому в 1701 г.⁶, 70 – в 1714 г.⁷, 72 – в 1716 г., но эта цифра меньше подлинной – начало документа отсутствует⁸, 71 – в 1723 г.⁹, около 80 человек в 1724 и 1725 гг.¹⁰

Монастырский приказ, очевидно, в 1710 г. установил для Донского монастыря штат насельников в 63 черноризца¹¹. Как видим, реальное количество монахов оказалось несколько выше определённой правительственным учреждением нормы. Надо также учитывать, что у Донской обители в конце XVII в. имелось шесть приписных монастырей, в которых жили 63 брата (по данным Монастырского приказа на 1701 г.).¹² Следовательно, тогда под ведением архимандрита Донского монастыря находилось около 130 иноков.

Для большей наглядности взаимосвязи между численностью монашествующих в монастыре и его влиянием представляется уместным привести данные по соседнему Андреевскому монастырю за соответствующий период. В Андреевской обители находилось 30 монахов в апреле 1654 г.¹³, 47 иноков 29 июля 1658 г.¹⁴, 53 – 24 февраля 1659 г.¹⁵, 13 –в 1702 г.¹⁶, по 11 монахов 14 февраля 1705 г. и 24 января 1706 г.¹⁷, 15 – в феврале 1710 г.¹⁸, 16 – в октябре 1724 г.¹⁹ По штату, определённому правительством, в монастыре ежегодно с 1703 г. по 1714 г. должны были жить по 15 старцев, а в документе 1725 г. даже сказано, что в 1^ойчетверти XVIIIв. в Андреевском монастыре по штату числилось ежегодно по 20 чернецов.²⁰ Вторая цифра численности монахов явно завышена. Документы подтверждают, что реальная их численность совпадает или ниже цифры 15. Таким образом, параллельно с падением авторитета Андреевской обители в ней уменьшалось и количество насельников. Больше того, правительство, упразднив в 1724 г. Андреевский монастырь, почти всех его старцев перевело в Донскую обитель. На примере данных Донского монастыря нужно думать, что государство, установив в начале XVIII в. монастырю предельный штат, не добилось поставленной цели – сократить или стабилизировать количество монашествующих. Да и штат, назначенный Монастырским приказом, фактически закреплял достигнутый высокий численный уровень монашествующих в Донском монастыре. Но в отношении Андреевского монастыря правительственные мероприятия оказались успешными.

Донской монастырь, общий вид. Автор фото: Lodo27

Установить истинные причины пострижения основной массы монахов Донского монастыря нельзя из-за ограниченного круга источников и их тенденциозности. Низменные или меркантильные мотивы пострижения, естественно, никто публично не раскрывал. Следовательно, при рассмотрении этого вопроса мы не можем оперировать какими-либо беспристрастными цифровыми показателями. По монастырским канонам существует только одна причина пострижения в монахи – религиозные побуждения, стремление посвятить себя служению богу, предаваясь бесконечным молитвам. Претенденты в иноки добровольно обязывались беспрекословно подчиняться начальствующим отцам и братьям, строго выполнять аскетические требования монастырского устава, отрекались от светского общества и частной собственности. Так должно было быть по правилам. Но реальная действительность вносила в них какие-либо дополнения. Очевидно, у разных групп людей, а скорее всего у каждого человека имелись свои особые основания для ухода в монастырь. Источники свидетельствуют, что причины пострижения были самые разные. Это стечение неблагоприятных жизненных обстоятельств: болезни, бедность, одиночество, старость. Имело значение желание быть погребённым в монастыре, а также религиозные побуждения. О состоянии захоронений в обители весьма обеспеченных чернецов я написал в литературном журнале.²¹ Наверняка были и такие лица, которые стремились сделать карьеру, избавиться от тяжёлых трудов в мирской жизни, найти в обители более спокойную и сытную жизнь. Одних людей обстоятельства вынуждали идти в монастырь, другие сознательно сами шли туда, третьи преследовали корыстные цели. Ни один документ не говорит о принудительном пострижении кого-то в Донском монастыре.

Донской монастырь, 1882. Автор фото: Николай Найденов (1834 - 1905)

Для подтверждения приведённых положений обратимся к фактам, объясняющим подлинные причины пострижения нескольких старцев Донского монастыря. Важные сведения об этом даёт анализ возраста людей, постригавшихся в чернецы. Перепись братии Донского монастыря, проведённая в феврале 1716 г., зафиксировала, что из 68 иноков 27 постриглись в 50 лет и старше.²² Принимая во внимание небольшую среднюю продолжительность жизни народа в XVII-XVIII вв., 50 лет, очевидно, надо считать для того времени почтенным возрастом. Поэтому следует думать, что из 27 человек многие постриглись из-за старости и связанного с нею физического недомогания. Но тот факт, что из 68 монахов 41 постриглись до 50 лет, свидетельствует, что среди них имелось немало лиц с цветущим здоровьем. Многие из этих персон постриглись, по всей вероятности, ради карьеры и с другими корыстными намерениями, а также по религиозным побуждениям. И.Л. Батурин, прося в 1695 г. о пострижении, причину своего решения назвал только одну – религиозные устремления.²³ Туже причину пострижения в Донской монастырь в челобитной и при допросе указал в 1714 г. сорокадвухлетний И.С. Кудрявцев.²⁴ Д. Иванов при расспросе сказал казначею Донского монастыря, что желает постричься в приписной монастырь «волею своею, а не от бед и ни для каких укрывательств». Из-за этого обещания он вторично не женился.²⁵ Донская обитель являлась местом призрения, куда нередко загоняла людей нужда. Показательна в этом отношении челобитная старого, дряхлого С. Павлова, которому нечем было питаться. Из-за этого в 1724 г. он просил Петра Iотослать его «для пропитания в богадельню или для пострижения в монастырь».²⁶ В 1695 г. в Донском монастыре постригли больного И.П. Латышева, про которого в отпускном письме его жены сказано: «мне Ульяне для ево скорби с ним мужем моим Иваном жит не возможно».²⁷ Монахами Донского монастыря в 1699 г. упоминаются Иона кривой и Иосиф «карла».²⁸ В 1693 г. в обители постригли «старичка» Ф. Григорьева, в 1696 г. – бедного и беспомощного В. Козмина, в 1701 г. – И. Никитина, который в челобитной объяснил причину пострижения тем, что «не имею ни от кого помощи», в 1708 г. – А. Ф. Мокеева, которому было лет 70 «и больше» и который «остарел и одряхлел», в 1712 г. – Ф. Павлова, в 1715 г. – И. Титова, так как они находились «при старости» (И. Титову было 59 лет). Очевидно, И. Титов ещё и страдал каким-то недугом. В его челобитной о пострижении написано, что он числился в московской Арбатской слободе, а в начале 1716 г. он не смог даже вспомнить названия этой слободы. В 1715 г. в Донском монастыре постриглись подьячие А. Осипов и Г.К. Зернов. С первым из них в 1714 г. случилась «пароличная болезнь, правою рукою и ногою не владею и языком косен», а второй «увечной, дряхлой, погорелой, престарелой».²⁹ Роль большинства из таких людей в монастыре была малозначительной. Для понимания истинного положения дел в монастыре важны известия о физическом состоянии иеромонахов – влиятельной категории монашеской общины. Отцы Донской обители в 1725 г. предоставили в вышестоящую церковную инстанцию краткие сведения о рядовых иноках-священниках. Их насчитывалось девять человек в возрасте от 30 до 70 лет. Про семидесятилетнего иеромонаха сказано, что он стар, хром и службу не отправлял. Самый молодой страдал «животною и ножною» болезнями, у двоих были желудочно-кишечные заболевания, у одного болели ноги, один «языком косен и зрением недоволен», один «языком косен» (очевидно, так в то время обозначалось какое-то расстройство речи). Получается, что семь человек страдали различными недугами. Ещё один «от хмельного пития невоздержан». Только один из девяти иеромонахов оказался физически и морально полноценным.³⁰ Нет никакого сомнения в том, что часть из этих персон болела уже до пострижения. Имеется немало оснований полагать, что и среди других групп насельников был большой процент больных. По всей вероятности, многих больных людей именно недуги заставили уйти в монастырь и уж, конечно, не одни религиозные мотивы. Можно думать, что некоторых юношей, иногда ещё детей, постригаться в монахи вынуждали жестокие удары судьбы. Так монаха Донского монастыря Иону, осиротевшего в пятилетнем возрасте, взял к себе родственник иеромонах. Очевидно, он воспитывал ребёнка в религиозном духе. Когда мальчику исполнилось всего пятнадцать лет этот монах–священник постриг его.³¹Грузинский князь Соломон объяснил причину своего пострижения весьма своеобразно. В двадцативосьмилетнем возрасте в 1718 г. он из Грузии «своевольно» приехал в Москву и поселился у родственницы царевны Дарьи Арчиловны. Но она не позволила князю поступить на службу в русскую армию за какие-то проступки и даже выслала его на родину. На пути в Грузию Соломон в Астрахани постригся в монахи потому, что не захотел возвращаться на свою землю. Через год после пострижения князя, в Астрахань в 1722 г. прибыл Пётр I. Монах Самсон, как его нарекли в обители, «скинул монашеское одеяние и браду остриг» и просил царя о принятии на военную службу.³² Ни причину пострижения, ни экстравагантный поступок князя Соломона нельзя мотивировать религиозными побуждениями. Иногда в монастырях находили укрытие беглые крепостные, спасавшиеся от феодального гнёта. Переведённый в 1725 г. в Донской монастырь из приписного Никольского Черноострожского пятидесятидвухлетний инок Пётр при расспросе признался, что ушёл в монастырь «тому ныне пятои год». До этого он, крестьянский сын, был дворовым у своего помещика, от которого «сошед, постригся без отпускной».³³ Другими словами это беглый дворовый человек. В 1722 г. в Донской обители постригся беглый дворовый работник Ф. М. Яковлев. ³⁴

Донской монастырь, XIX в.. Неизвестный автор

Каково же сословное происхождение старцев Донского монастыря? Изучив сословное происхождение монахов Донского монастыря в последней четверти XVIIв. и в первой четверти XVIII в., можно сделать только один вывод – монастырь являлся всесословным учреждением. На февраль 1716 г. из 72 братьев удалось более или менее точно установить социальную принадлежность или род занятий до пострижения 63 лиц да ещё один чернец был крестьянином либо служителем культа, но не феодалом и два иностранца.³⁵ Преобладали горожане (посадские люди и мещане) – 21 человек и феодально-зависимые граждане (частновладельческие, государственные и монастырские дворовые, крестьяне и дети крестьянские) – тоже 21 персона. Из категории феодально-зависимых людей абсолютное большинство составляли дворовые – 15 человек, которым, очевидно, было легче постричься в старцы чем крестьянам. Сельчанином по происхождению являлся один монах и трое детьми крестьянскими. Один был сыном сторожа Донской обители, которого взяли в охранники из крестьян монастырской вотчины. Ещё один был кузнецом Донского монастыря, но принадлежал приписному Шаровкину монастырю. Помимо них иноками стали сын монастырского служителя, представитель «конюшенного чину», вероятно, конюх и выходец из села, принадлежавшего суздальскому протопопу (или крестьянин, или служитель культа). Правительственных мастеровых и приказных чиновников (в основном низкого ранга) и их детей было семеро. Семеро же происходили из служителей культа и их детей. Отставных военных было двое плюс больной поручик, принятый для пострижения. Только троих следует отнести к феодалам: дворян города Суздаля и дома имеретинского царя, а также польского шляхтича. Сословная принадлежность двух иностранцев (шведа и турка) не названа.

Приведённые данные не полные и не совсем точные потому, что в списке не указано социальное происхождение девяти монахов, а о некоторых сведения не очень ясные. К тому же начало документа отсутствует, где содержались известия о монастырских властях и примерно о десяти – двенадцати иеромонахах. Если даже предположить, что все они происходили из привилегированных сословий (чего в действительности быть не могло), то и тогда всё равно окажется, что основная масса монашествующих Донского монастыря оказались выходцами из низших страт общества. И всё белое духовенство, в первую очередь церковнослужителей и их детей, нельзя отнести к привилегированным сословиям. Состав братии Донской обители комплектовался в большой степени из ремесленников разных специальностей и горожан, род занятий которых в источниках не назван. В 1690 г. в монастыре постригся садовник К.Д. Русинов, в 1693 г. – мукосей Р. Григорьев, в 1696 г. – «часовеннои» мастер из города Суздаля В. Козмин, в 1710 г. – кузнец И.П. Воинов, в 1715 г. – московский портной И.С. Кудрявцев и житель Арбатской слободы И. Титов, в 1721 г. – москвич А. Иванов. В 1724 г. в монастырь приняли иеродьякона Германа, в миру Г. Петрова – сына мастерового печатного двора.³⁶ По имеющимся в документах сведениям о специальностях и роде занятий старцев можно со значительной степенью точности определить их социальное происхождение. Священно- и церковнослужителями, иконописцами могли быть представители любого сословия, но ими легче было стать выходцам из материально обеспеченных слоёв общества. Но вряд ли сколько-нибудь значительный процент выходцев из привилегированных сословий владели какими-либо ремесленными специальностями до поступления или научились им после пострижения. Вне всякого сомнения, этим в монастыре занимались преимущественно выходцы из горожан и крепостных. Очевидно, из их среды происходили старцы Герасим, в 1694 г. отливший медный сосуд, а в 1700 г. сделавший медный ящик и столяр Паисий, неоднократно фигурирующий в документах в связи со строительством в 90^хгодах XVII ст. иконостаса нового собора обители.³⁷ В конце XVIIв. монах Варлаам шил одежду монастырским работникам, а инок Серафим наблюдал за ходом монастырских часов и ремонтировал их. Возможно, этот же чернец Серафим в 1700 г. взялся за изготовление для монастыря большого невода. В 1701 и в 1702 гг. монастырские часы заводил и ремонтировал старец Киприан.³⁸ Следует думать, что всевозможную черновую работу, не требовавшую особой квалификации, которая в многолюдном, обширном монастыре имелась постоянно, в основном выполняли монахи – представители угнетённых сословий. Это в первую очередь крепостные – дворовые и крестьяне. В 1695 г. в Донском монастыре постриглись И. Батурин, «послуживец» Ф.С. Римского-Корсакова и И.П. Латышев, дворовый князя Л.Ф. Долгорукова.³⁹ Схимонах Герасим, бывший дворовый думного дьяка Я.А. Кириллова упоминается в 1696 г. Возможно, он одновременно с хозяином постригся и принял схиму в Донском монастыре. Ещё один дворовый Я.А. Кириллова девяностопятилетний турок А. Софронов в 1711 г. постригся в обители.⁴⁰В 1699 г. в монастыре жил монах Иосиф, бывший дворовый боярина А.С. Шеина.⁴¹ Очевидно, в 1709 г. в Донском монастыре постригся Ф. Тихонов, дворовый князя Я.Е. Мышецкого, в 1714 г. - Т.В. Шокуров, «человек» князя А.П. Прозоровского, в 1718 г. - С.И. Трофимов, дворовый князя Б.М. Черкасского.⁴² Старцем обители в 1718 г. значился иеромонах Исайя, бывший «послуживец» Б.П. Шереметева.⁴³ В.М. Шишкин в 1725 г. дал отпускное письмо монаху Феофилакту, бывшему своему дворовому Ф.М. Яковлеву, бежавшему от него в 1722 г. и ушедшему в Донской монастырь без соответствующего документа.⁴⁴ Крепостные крестьяне в монастыре постригались весьма редко. Так в 1691 г. княгиня В.И. Деева разрешила постричься в обители крестьянскому сыну И. Алексееву, а в 1719 г. власти кремлёвского Вознесенского монастыря позволили постричься в Донском монастыре крепостному Р. Семёнову.⁴⁵ Постригались в Донском монастыре приказные люди, государственные ремесленники и неквалифицированные работники, которые по состоянию здоровья не могли исполнять свои обязанности. По приказу Петра I в 1712 г. направили в монастырь для пострижения отставного сторожа царского дворца в селе Воробьёве Ф. Павлова.⁴⁶ До пострижения в Донской обители в 1715 г. А. Осипов около сорока лет трудился в патриаршем разряде и в Духовном приказе площадным подьячим. В том же году в монахи приняли семидесятитрёхлетнего увечного бывшего подьячего Судного приказа Г.К. Зернова.⁴⁷ Иеромонах Иннокентий, живший в монастыре до 1721 г., являлся выходцем «из подьячих белгородцев».⁴⁸ Вполне естественно, что ряды монашествующих пополнялись и белым духовенством. До 1712 г. в Донском монастыре жил иеромонах Павел, бывший священник московской церкви архангела Гавриила.⁴⁹ В 1709 г. в обители принял пострижение московский батюшка А. Яковлев, а в 1717 г. - Прокопий, поп церкви Сергия села Воробьёва.⁵⁰ 24 декабря 1721 г. главой Донского монастыря назначили Иоакима Струкова, сына священника и самого белого священника с семнадцатилетнего возраста.⁵¹ Попом кремлёвского Благовещенского собора до пострижения работал присланный по правительственному распоряжению в 1724 г. в монастырь иеромонах Иосиф.⁵² Сын служителя культа города Харькова двадцатилетний Игнатий в 1712 г. постригся в Донском монастыре.⁵³В первой четверти XVIII в. по царским указам в монастыре постригли старого и увечного дворянина Е.Б. Чернышёва, до этого многие годы находившегося « в полковой службе», а в 1720 г. приняли отставного престарелого, больного солдата А. Стрекалова.⁵⁴ Мне не удалось выявить среди монахов Донского монастыря ни одного представителя родовитой российской знати. Но в обители находились выходцы из грузинской аристократии. По прошению имеретинской царевны Дарьи Арчиловны синод в 1722 г. направил в монастырь для проживания грузинского князя архимандрита Романа с подчинёнными ему лицами.⁵⁵ Синод же в 1723 г. прислал в обитель чернеца Самсона, грузинского князя С.О. Панкратиона, племянника царя Арчила.⁵⁶ Настоятелем Донского монастыря с 1705 по 1720 гг. трудился грузин архимандрит Лаврентий. Он поддерживал тесные связи с соотечественниками - грузинской диаспорой в России, в частности, с семьёй царя Арчила. Сам Лаврентий происходил из княжеского рода.⁵⁷ По-видимому, самым богатым человеком, постригшимся в Донском монастыре за весь изучаемый период был думный дьяк Я.А. Кириллов. Он стал старцем в 1693 г.⁵⁸ Иноками Донского монастыря являлись похороненные в нём Павел (умер в 1698 г.), в миру стольник П.К. Розинкин и Нифонт (умер в 1715 г.), в миру стольник Н.Б. Пушкин.⁵⁹ В 1723 г. в Донской монастырь перешёл иеромонах Матвей, сын польского шляхтича.⁶⁰В монастыре в конце XVIIв. постригся или жил в нём царский дьякон Я.С. Яблонский. Он происходил из феодалов, так как вложил в обитель свою вотчину с крепостными крестьянами и имел дворовых людей.⁶¹ Значительным богатством владел певчий дьяк царевны Екатерины Алексеевны Г.Ф. Дубняцкий. Он купил в конце XVII в. за 1800 руб. усадьбу и отдал её Донскому монастырю в качестве вклада за пострижение.⁶² Ещё один певчий дьяк И.В. Подвинский также являлся состоятельным человеком. За пострижение он дал монастырю солидный денежный вклад и двор. На его происхождение из привилегированного сословия указывает то, что в Москве жил его родственник дворянин. Правда, в городе Нежине у И.В. Подвинского имелся родственник мещанин.⁶³ Только однажды в использованных источниках встретилось известие о пострижении в Донском монастыре представителя крупного купечества да и то, очевидно, обедневшего. По царскому указу монастырские власти в 1715 г. постригли гостя гостиной сотни Г. Рогожина.⁶⁴ За рассматриваемый период богатых людей в Донском монастыре постриглось мало. Им не было никакой материальной выгоды уходить в чернецы. Ещё больше обогатиться в обители они не могли. Наоборот, при пострижении лишались значительной доли своего состояния. Да и монашеский образ жизни влёк за собой всевозможные ограничения, которых эти люди не имели в миру. Очевидно, и такую категорию населения России вынуждали уходить в иночество какие-либо обстоятельства, в первую очередь болезни. Не случайно самые щедрые монахи-вкладчики (Я.А. Кириллов, Г.Ф. Дубняцкий) умерли вскоре после пострижения.

На основании приведённых данных можно утверждать, что в Донском монастыре в последней четверти XVII и в первой четверти XVIIIвв. жили монахи выходцы из всех сословий России и иностранцы. Но преобладали представители феодально-зависимых, податных, угнетённых слоёв российского общества. Необходимо отметить, что на формирование контингента насельников Донского монастыря законодательные меры правительства Петра I не оказали заметного влияния. Это не исключает того, что изредка государственные органы направляли в обитель отдельных лиц.

Возможно, специфические особенности в летописи Донского монастыря за изучаемое время в какой-то степени обуславливались национальным составом его братской общины. Использованные документы не позволяют точно установить национальную принадлежность всех монашествующих Донского монастыря на какую-либо дату, но они удостоверяют их многонациональность. По неполному списку иноков обители 1716 г. можно приблизительно определить их национальность.⁶⁵ В документе перечислено 72 человека (один из которых пострижен после составления перечня и внесён в него позже, но тоже в 1716 г.). По этой рукописи в феврале 1716 г. в Донском монастыре жили: один поляк, один швед (правда, в списке он назван «иноземец» Исайя, но в других источниках его неоднократно называют шведом),⁶⁶ два турка, очевидно, два грузина (до пострижения один из них был дворянином, а другой поваром двора имеретинского царя Арчила). О их грузинском происхождении позволяет судить и то обстоятельство, что архимандритом обители являлся грузин Лаврентий. Маловероятно, чтобы среди его подопечных не имелось ни одного грузина. Как раз в это время Донской монастырь стал местом захоронения многих грузин. Вполне допустимо предположить, что некоторые из грузин и постригались в этом монастыре. К сожалению, в перечне нет указания на грузинское происхождение этих двоих лиц. В источнике имеются доказательства украинского происхождения семи иноков. Судить о национальной принадлежности семи монашествующих никаких оснований нет. О трёх из них сказано, что они постриглись в Донском монастыре, а о четырёх даже и таких сведений нет.

Самую большую группу монашествующих – 52 человека – составляли русские. Вернее, большинство из них были русскими. Из-за специфики документа, многие данные которого довольно глухие и не поддаются расшифровке, нельзя утверждать, что среди этих 52 человек не находились представители иных национальностей. Само по себе не может служить безошибочным доказательством русского происхождения ни место пострижения и проживания перед пострижением, ни род занятий того или иного индивида, ни его фамилия. К тому же мирские фамилии и имена указаны только у 27 из 52 этих монахов. По моему убеждению, в большинстве случаев это даже не фамилии, а отчества или прозвища, как часто практиковалось в то время. У 24 человек названы только мирские имена, а у одного не записано и имя. Из тех 52 старцев, которых я отнёс к русским, 30 человек постриглись в Донском монастыре и два в его приписных монастырях. Ещё 20 человек русских постриглись в различных обителях на территории России. Из семи человек, которых по различным признакам следует отнести к украинцам, трое постриглись в Донском монастыре, трое – в монастырях на территории России и только один на Украине. В Донском монастыре постриглись оба турка, оба грузина, если они в действительности ими были, швед, поляк. Места пострижения нескольких лиц не указаны. Монахами Донского монастыря в конце XVIIст. являлись серб, белорус.⁶⁷ Несмотря на значительный процент представителей других национальностей среди насельников обители, основную их массу, бесспорно, составляли русские. Это доказывают изученные источники. Большинство монашествующих Донского монастыря в нём же приняли постриг и жили в Москве до пострижения.⁶⁸

Постоянными гостями Донского монастыря, в том числе знатными особами, от которых обитель получала вклады, были преимущественно русские. До правления Петра I цари и их родственники регулярно бывали на молениях в Донском монастыре. Для их приёма в монастыре имелся царский дворец. Именно от расположения царского двора зависело благополучие, влияние обители. Больше чем кто-либо для материального процветания и застройки Донского монастыря сделала царевна Софья. Покровительницами и благодетельницами обители были её сестра Екатерина Алексеевна и тётка Ирина Михайловна.

Несмотря на сказанное, считаю целесообразным отметить роль украинцев и грузин в жизни Донского монастыря. Использованные документы позволяют считать, что русско-украинские и русско-грузинские контакты поддерживались в значительной степени по религиозным каналам, в конкретном случае через Донской монастырь. Довольно большой процент монашествующих Донского монастыря являлись украинцами. Не случайно власти монастыря в челобитной императрице Анне Ивановне в 1730 г. писали, что иноков-певцов в этот монастырь призывали из Украины.⁶⁹ Подтверждением этого служит и тот факт, что Донской монастырь находился в ведении Малороссийского приказа с 1689 г. и, по-видимому, до восстановления Монастырского приказа в 1701 г.⁷⁰ Достаточно много и других доказательств наличия украинцев среди братии Донской обители. Так в 1723 г. из Николо-Угрешского монастыря в Донской перешли жить украинцы иеромонах Матвей (в миру М.И. Садовский) и монах Соломон (в миру С.С. Кульбицкий). Свой переход они мотивировали в дикастерии тем, что в Николо-Угрешском монастыре осталось мало «киевлян», а в Донском по словам иеромонаха Матвея жили чернецы «киевляне и польских городов».⁷¹ Аргумент оказался достаточно веским, поэтому дикастерия удовлетворила их просьбу. Сомневаться в том, что местный орган церковного управления хорошо знал национальный состав братии подвластных ему монастырей, оснований нет. Слово «киевлянин» в то время употреблялось как синоним термина украинец. Очевидно, и под жителями «польских городов» имелись в виду тоже украинцы, но населявшие правобережную Украину, входившую тогда в состав Польши. Иначе подобная ссылка не имела бы смысла. В источниках есть прямое доказательство идентичности понимания в то время терминов киевлянин и украинец. Со слов инока Ионы в 1716 г. в Донском монастыре записано, что он родом киевлянин. По всей вероятности, с его же слов в 1722 г. в Александро-Невском монастыре записано, что он родом из города Харькова.⁷² Вообще украинцы сами себя именовали по разному, в том числе малороссами, черкашенами. Главное в том, что роль их в летописи Донского монастыря, особенно в конце XVII в., была чрезвычайно велика и, по-видимому, намного превышала процент украинцев в числе братии монастыря. Именно на конец XVII в. приходится наивысший расцвет монастыря. Из бедного, маленького он превращается в богатый, крупный, многолюдный, влиятельный монастырь. И произошло это при настоятелях украинцах. Несомненно, украинцем по национальности являлся игумен Донского монастыря Никон, которого первым из настоятелей обители в 1683 г. патриарх возвёл в сан архимандрита.⁷³ После отстранения в июне 1689 г. Никона от должности и отъезда его в Киево-Печерскую лавру, настоятелем стал наместник Донского монастыря украинец Антоний Одинцович.⁷⁴ На Украине жили родственники Антония. Летом 1696 г. в Донской монастырь приезжал из «волынской земли» брат настоятеля священник Иоанн. В 1697 г. из Донского монастыря в город Киев уехал племянник архимандрита.⁷⁵

Монашествующих Донского монастыря грузин имелось немного. Но зато настоятелем обители в начале XVIII ст. трудился грузин архимандрит Лаврентий. Вероятно он жил в Донском монастыре уже в 90^е годы XVII в., не будучи чернецом этого монастыря. Во всяком случае, в 1695 г. в Донской обители находилась «комнатка [келья – А.Н.] милитинского архимандрита». Других архимандритов-имеретинцев кроме Лаврентия в Москве и около неё тогда, насколько мне известно, не было. При Лаврентии иноком обители в документах значился Герман «мелитинец». Старцем монастыря с 1723 г. стал Самсон «милитинец», племянник царя Арчила. Синод в 1724 г. направил на проживание в монастырь грузинского архимандрита Николая с находившимися при нём иеродьяконом и двумя служителями. Правда, эти лица только жили в Донском монастыре, но не входили в штат братии. В 1722 г. синод выбрал Донской монастырь местом проживания для картлийского архимандрита Романа с иеромонахом, иеродьяконом и пятью служителями. Но в монастыре свободных келий не оказалось и они нашли себе приют в другой обители. Вполне естественно, что за пятнадцатилетнее управление Донским монастырём имеретинца Лаврентия установились тесные связи между монастырём и грузинами как осевшими в Москве, так и приезжавшими в Россию на время. При Лаврентии и его преемниках Донской монастырь нередко навещали влиятельные грузинские гости, в том числе и царских кровей. Этот же настоятель открыл в обители некрополь для элиты грузинской диаспоры. Благодаря стараниям Лаврентия царь в 1715 г. даровал Донскому монастырю степень ставропигиального.⁷⁶ Ознакомившись с национальным и социальным составом братской общины обители за указанный временной период, нужно констатировать, что доступ в неё не был заказан ни эмигрантам из разных стран, ни российским мигрантам, ни соотечественникам всех категорий.

За рассматриваемый период в Донском монастыре жили монахи, принявшие постриг в различном возрасте – от совсем юного до глубоких стариков. В феврале 1716 г. в обители числилось примерно 80 монашествующих, но мы имеем сведения о возрасте 72 человек. Самыми молодыми были двое двадцатилетних чернецов. Один из них постригся в том же году, а другой четырьмя годами раньше (в 16 лет). Старейшему иноку исполнилось 125 лет, ещё одному – 102 г. Если монашествующих Донского монастыря по возрасту разделить на три группы, то четырнадцати из них будет от 20 по 30 лет, тридцати трём – от 31 года по 60 лет, двадцати пяти – от 61 года по 125 лет. А если монашествующих разделить на две возрастные категории, то моложе 50 лет будет тридцати одному иноку; 50 лет и старше – сорока одному. Из 72 человек в источнике указан возраст пострижения в черноризцы 66 лиц. Причём, возраст восприятия образа Христа пяти из них назван приблизительный. Самому молодому иноку в момент пострижения было всего 16 лет, а старейшему – 108. Если по возрасту пострижения старцев разделить на три доли, то 23 человека постриглись от 16 по 30 лет; 29 – от 31 по 60 лет;14 – старше 61 года. Если же 68 монахов разделить по возрасту пострижения на две группы, то моложе 50 лет постриглись 41, а в 50 и более – 27 человек. Хотя год пострижения двух монахов не указан, но в феврале 1716 г. одному из них исполнилось 50 лет, а другому 37. Ясно, что оба постриглись до 50 лет и их надо отнести к первой группе.⁷⁷ Данные переписи старцев 1716 г. о возрасте их пострижения для меня оказались неожиданными. По разрозненным упоминаниям в документах складывалось неверное представление, будто среди постригавшихся в Донском монастыре преобладали люди весьма почтенного возраста. К тому же архимандрит Антоний в 1696 г. требовал, чтобы в приписном Железноборовском монастыре постригали «не от жены мужа, а щебы и стар был».⁷⁸ О том, что за изучаемый срок в Донском монастыре постригались люди разных возрастов, сведения имеются. Монахом в 1693 г. стал сорокапятилетний думный дьяк Я.А. Кириллов, а А.Ф. Мокееву при пострижении в 1708 г. было «70 лет и больше». Чернецу Ионе было около 15 лет, когда в 1705 г. его постригли. В том же году постригли двадцатисемилетнего И.С. Пузанова. Н. Михайлов постригся в 1718 г. в возрасте «60 лет и больше», в том же году постригся семидесятилетний С.И. Трофимов. Грузин инок Самсон постригся в 1721 г., когда ему стукнуло 31 год, в том же году в Донской обители постригся семнадцатилетний А. Иванов. Двадцатилетним юношей в 1712 г. постригся монах Соломон. Настоятелем Донского монастыря в декабре 1721 г. назначили сорокадвухлетнего Иоакима Струкова, который принял монашество в 33 года в 1712 г. Подобные факты можно привести и ещё.⁷⁹ Пусть даже не всегда точные данные о возрасте пострижения говорят о том, что и в конце XVII в., и в первой четверти XVIII ст. в Донском монастыре постригались лица мужского пола разного возраста – от подростков до глубоких стариков. Со стороны государства возрастного ограничения при пострижении или не было, или его обходили монастырские власти. Правительство Петра I чинило преграды только мужчинам пригодным для военной службы.

По мере роста владений и влияния Донского монастыря, расширения его территории, строительства в нём новых объектов, естественно, увеличивалась и численность братии монастыря. Происходили не только количественные, но и качественные изменения в монашеской общине. Появились всё новые виды монастырских работ, а следовательно новые должности и обязанности. Эти процессы взаимосвязаны и взаимообусловлены. В начале изучаемого периода в Донском монастыре жило от одного до пяти чернецов и управлял ими настоятель Андреевского монастыря, к которому был приписан Донской монастырь. После восстановления в 1678 г. независимости Донского монастыря появился собственный настоятель. Сначала он был в сане игумена, а в 1683 г. государство учредило в монастыре архимандричество. Сан архимандрита давался настоятелям только крупных, влиятельных обителей.

Монашеская община Донского монастыря с конца XVII в. делилась на несколько категорий: монастырские власти, монахи-священнослужители, служебные монахи и больничные старцы. Количественный состав каждой доли монашествующих менялся с конца XVIIв. по 20^е годы XVIII в. В меньшей степени изменения касались властей монастыря. Сорок один старец назван в расходной книге Донского монастыря в марте 1691 г. Из них было пятнадцать иеромонахов, в том числе настоятель, наместник и казначей, которые регулярные богослужения не совершали; один больничный иеромонах и один перечислен среди служебных монахов, очевидно, они оба богослужением вообще не занимались. Остальные десять иеромонахов по очереди регулярно совершали богослужения в соборе и двух придельных церквах. У них в сослужении находилось девять иеродьяконов. Служебных монахов было пятнадцать человек – из них два пономаря и один певчий. Остальные два монаха являлись больничными.⁸⁰ Следовательно, основным занятием почти половины монашествующих было совершение обряда богослужения. К сожалению, сохранность документа очень плохая, поэтому в подсчётах могут оказаться неточности. 13 марта 1695 г. в Донском монастыре жило шестьдесят иноков. Из них четырнадцать были иеромонахами, в том числе трое властей и один инвалид – «ходит на костылях», который церковную службу не совершал и перечислен среди служебных насельников. Десять остальных иеромонахов совершали ежедневные богослужения в тех же трёх церквах. Иеродьяконов упомянуто двенадцать человек. Двое из них записаны среди служебных монахов то ли потому, что они недавно прибыли в обитель, то ли потому, что не участвовали в богослужениях. Служебных монахов было 35 человек, в том числе уже упомянутые иеромонах и два иеродьякона, а также один певчий. Два монаха являлись больничными.⁸¹ Получается, что треть монашествующих постоянно занимались богослужением. В марте следующего 1696 г. в Донском монастыре жило 74 монашествующих. Из них девятнадцать иеромонахов, в том числе трое властей и двое указанных среди служебных монахов; а также тринадцать иеродьяконов. Служебных монахов насчитывалось сорок человек, включая двух названных иеромонахов, а также двух пономарей и шестерых клиросных (певцов). Четыре старца являлись больничными.⁸² Таким образом, главным занятием около половины монашествующих было богослужение в тех же трёх церквах. По списку 1701 г. в Донском монастыре жило 65 чернецов (в него не включены монахи, находившиеся в монастырских владениях). Девятнадцать из них были иеромонахами, в том числе архимандрит, наместник и один, являвшийся псаломщиком; 14 иеродьяконов, в том числе казначей и ризничий; 29 служебных монахов, в том числе четыре псаломщика, среди которых иеромонах и конархист. Четверо были больничными старцами.⁸³ Из приведённых данных следует, что чуть ли не половина из реально живших в 1701 г. в обители монашествующих постоянно занималась богослужением. К тому времени в монастыре уже действовала новая большая соборная церковь, поэтому потребность в монашествующих священно- и церковнослужителях возросла. В неполном перечне иноков Донского монастыря за февраль 1716 г. упоминается 74 человека, а всего их имелось, очевидно, 82-83 чернеца. Из них указаны имена шести иеромонахов и в утраченных листах в основном перечислялись тоже иеромонахи. Следовательно, всего их было 14-15 персон, включая настоятеля и наместника. Казначеем в то время являлся монах Варлаам Лебедев. Иеродьяконов указано 13 человек. Служебных монахов названо 40 насельников, в том числе пять псаломщиков и четыре пономаря. Среди служебных монахов не указан ризничий инок Николай. Но он, видимо, записан вслед за властями на утраченном листе. Во всяком случае, по имеющимся документам легко установить эту личность. Больничных старцев было 13 человек.⁸⁴ Следовательно, основным занятием 35 насельников (около 40%) являлось богослужение. Службу они совершали уже в семи храмах. На 3 июня 1723 г. в реестр монашествующих Донской обители внесено 70 иноков. По какой-то причине в него не записаны ещё минимум трое: настоятель, наместник и присланный в монастырь 15 апреля 1723 г. по указу синода монах Самсон. Установить факт их пребывания в монастыре весьма просто. Поэтому можно считать, что на 3 июня 1723 г. в монастыре находилось не менее 73 старцев. Из них было 12 иеромонахов (включая настоятеля и наместника), 13 иеродьяконов (среди них ризничий и конархист). Казначеем оставался монах Варлаам Лебедев, не имевший сана священнослужителя. Служебных чернецов было 34. Среди них находилось минимум восемь церковнослужителей (пять псаломщиков, три пономаря). 20 членов выполняли всевозможные монастырские административно-хозяйственные функции. О роде деятельности шести братьев в источнике не сказано, но никто из них не являлся священнослужителем. Больничных насчитывалось 13 старцев.⁸⁵ Приведённые данные показывают, что основным занятием не менее 30 персон (более 40%) являлось совершение обряда богослужения в семи церквах. Все семь действовавших храма (четыре самостоятельные и три придельные) были каменными. Правда, ежедневные службы совершались в пяти из них, а в начале изучаемого периода в монастыре имелась одна церковь.⁸⁶ Уже сам факт ежедневного богослужения в пяти церквах являлся нарушением повеления Петра I о дозволении совершать в обителях ежедневные богослужения только в трёх храмах. Видимо, строгому выполнению этого правительственного распоряжения в Донском монастыре почему-то не придавали серьёзного значения. Конечно, неслучайно в монастыре имелось немало действующих церквей и весьма большой процент иноков занимался богослужением. Ведь согласно монастырским уставам основным послушанием всех монашествующих являлись каждодневные богомолья. Весь уклад их жизни настроен на религиозный лад. Все старцы ежедневно участвовали в трёх обязательных богослужениях. Одни молились, другие совершали обряд священнослужения. Главную роль в отправлении церковной службы в монастырях играли монахи, имевшие сан священнослужителя – иеромонаха (монаха священника) и иеродьякона (монаха дьякона). Им помогали монахи-церковнослужители (псаломщики, пономари), плюс певчие или клиросные, относившиеся к категории служебных монахов. Очевидно, и остальные члены братской общины в какой-то мере принимали участие в процессе богослужения, в подготовке к нему или в его обслуживании. Монастырские богослужения рассчитаны в первую очередь на удовлетворение внутренних нужд монастырей, а уж потом на посторонних прихожан. Во всяком случае, функции главных исполнителей обряда богослужения в монастырях монахов-священнослужителей достаточно ясны и никаких проблем здесь нет. Правда, понятно только с теми из монахов-священнослужителей, которые официально не занимались никакими другими монастырскими делами. Важным является вопрос – откуда появлялись старцы-священнослужители. Ответ на этот вопрос помогает понять структуру монашеской общины Донского монастыря, взаимосвязи между различными частями монашествующих, индивидуальные обязанности и возможности отдельных старцев при монашеском образе жизни. Донской монастырь тремя способами пополнял свою общину монахами-священнослужителями: принимал иеромонахов и иеродьяконов из других монастырей, постригал белых священнослужителей и растил их из среды собственной братии. О том, что в Донской монастырь из других обителей принимали чернецов, в том числе иеромонахов и иеродьяконов и постригали белых священнослужителей, речь уже шла при рассмотрении вопроса об источниках формирования монашеской общины. Констатация факта перехода иноков из одного монастыря в другой не помогает решению поставленного вопроса, так как часто остаётся неизвестным кто и каким образом становился монахом-священнослужителем. Больше прозрачности вносят примеры пострижения белого духовенства. Но даже белые попы и дьяконы после пострижения не становились автоматически иеромонахами и иеродьяконами. Для совершения богослужения в монастыре они должны были иметь соответствующее письменное разрешение от вышестоящей церковной инстанции. Так попа Прокопия церкви Сергия дворцового села Воробьёва 21 июля 1717 г. постригли в Донском монастыре под именем монаха Паисия. Архимандрит Лаврентий в сентябре того же года просил Петра I распорядиться, чтобы митрополит Стефан Яворский выдал монаху Паисию иеромонашескую грамоту, по которой он мог бы в монастыре священнодействовать и, очевидно, именоваться иеромонахом.⁸⁷ Для нас особое значение имеет третий способ пополнения в монастыре монахов-священнослужителей – рекрутирование их из собственной общины. Показательна в этом отношении судьба дворового человека князя М. П. Гагарина – Никиты Широкого. Он прошёл все ступени монашеской жизни. Никита Широкий в 1710 г. в сорокалетнем возрасте постригся под именем Никона в Даниловском монастыре города Переславля-Залесского. Через два года он значится монахом Донского монастыря, где в 1712 г. его посвятили в сан иеродьякона. Прошло ещё 13 лет и иеродьякона Никона в возрасте 55 лет в Донском монастыре посвятили в сан иеромонаха. Иеромонаха Никона Широкого в 1725 г. из Донского монастыря послали в приписную Медведеву пустынь, а в 1729 г. его взяли обратно в Донской и назначили казначеем. Таким образом, бывший крепостной стал одним из монастырских властей.⁸⁸ Дворовый певчий генерал-фельдмаршала Б. П. Шереметева Игнатий, сын церковника города Харькова, постригся в монахи в 23 года. В Донском монастыре в 1716 г. и в Александро-Невском монастыре в 1722 г. он был иеродьяконом.⁸⁹ Монаха Донского монастыря Антония в 1718 г. посвятили в сан иеродьякона, а иеродьякона Иоакинфа – в иеромонаха.⁹⁰ По челобитью архимандрита Донского монастыря Лаврентия Петру I в 1719 г. монаха Филимона посвятили в иеродьякона, а иеродьякона Никонора – в иеромонаха.⁹¹ Бывали периоды, когда обитель нуждалась в иеромонахах, так как наиболее достойных из них брали в Александро-Невский монастырь. В Донском монастыре оставались иеромонахи малоквалифицированные, больные, пьяницы. Вероятно, по этой причине настоятель в июне 1726 г. просил императрицу Екатерину I, чтобы монаха Серафима посвятили в иеродьякона и сразу же в иеромонаха. Просьба была удовлетворена.⁹² Псаломщик Донского монастыря Феофилакт Яковлев 19 августа 1725 г. по прошению архимандрита Иоакима был посвящён в иеродьякона. Казалось бы, ему надо радоваться этому событию, но иеродьякон Феофилакт Яковлев 1 мая 1726 г. из монастыря бежал по какой-то причине. 16 июня 1726 г. его поймали и привели в обитель, но 22 августа 1727 г. иеродьякон вновь бежал из монастыря.⁹³ Может быть его не устраивало посвящение в сан священнослужителя. Вся подготовка, проверка выдвиженцев в сан священнослужителя лежала на иеромонахах Донского монастыря, а в сан их посвящал какой-нибудь архиерей. Очень часто в 1714-1716 гг. экзаменовал кандидатов в иеродьяконы и иеромонахи духовник Донского монастыря иеромонах Парфений.⁹⁴ Монаха Никона Широкого по челобитной настоятеля царю в иеродьякона в 1712 г. посвятил митрополит Стефан Яворский, а готовил и исповедовал его Донского монастыря иеромонах Филарет.⁹⁵ Монахи – священнослужители рекрутировались, очевидно, из числа наиболее профессионально подготовленных и достойных по образу жизни иноков-церковнослужителей. Необходимо подчеркнуть, что среди таковых имелись выходцы из простого народа, в том числе и из крепостных. Легко убедиться на приведённых примерах в том, что некоторых иеродьяконов долго не посвящали в иеромонахи, других очень быстро. На это, видимо, сказывалась степень остроты в монастыре в кадрах иеромонахов и личные качества того или иного человека. Нельзя пройти мимо такого обстоятельства, что отцы Донского монастыря обращались к верховной светской власти страны за разрешением посвящать в иеродьяконы и иеромонахи. Как свидетельствуют использованные источники, подобные просьбы начали подаваться царю с 1712 г. За более ранний период ни одного подобного документа мною не выявлено. Очевидно, до этого срока всё решали монастырские власти по согласованию с местными епархиальными руководителями. По всей вероятности, и после установления в начале 10^х годов XVIIIст. правила обращаться к царям за разрешением посвящать монашествующих в сан священнослужителя, реально это продолжали делать монастырские и епархиальные начальники. Тем не менее, здесь мы имеем неоспоримое доказательство усиления контроля государства над жизнью монастырей. Монахи-священнослужители выполняли внутри монастыря различные временные или эпизодические поручения. Так в апреле 1696 г. в келье у иеродьякона Геронтия жил украинский студент Михайло. Может быть, иеродьякон его чему-то учил.⁹⁶ Среди священнослужителей обители имелись так называемые выезжие. Вне всякого сомнения, ими были искусные мастера богослужения и самые одарённые певцы. Они ездили для участия в торжественно-траурных церемониях и церковных службах для царского двора, в архиерейских службах, в другие монастыри. Посылать на эти ритуалы монашествующих являлось одной из важных обязанностей Донского монастыря перед государством и церковью.⁹⁷

Категория больничных чернецов состояла из нетрудоспособных по возрасту или болезни членов общины, в том числе и монахов-священнослужителей. Естественно, больничные старцы не выполняли каких-либо определённых, постоянных послушаний в монастыре. Хотя монастырские власти эпизодически некоторых из них привлекали к посильной работе. 23 мая 1724 г. больничный монах Матвей Тимофеев то ли сторожил, то ли складывал монастырские дрова на Москве-реке.⁹⁸

Сферу деятельности малочисленной, но самой влиятельной части монашествующих Донского монастыря – его властей – установить легко из-за обилия сохранившихся источников. Отцы обители: настоятель, наместник и казначей управляли всеми монастырскими делами. Одной из отличительных особенностей Донского монастыря в изучаемый период являлось отсутствие в его общине келарей и института соборных старцев. Хотя соборных старцев в Донском монастыре не существовало, монастырские власти при решении некоторых вопросов советовались с братией. Источники не раскрывают с кем именно начальники изредка советовались, но, очевидно, только с наиболее влиятельными из старцев.

Из трёх властей Донского монастыря решающее слово всегда оставалось за настоятелем. Прерогативы глав обители были настолько велики, что можно утверждать о существовании единоначалия в управлении Донским монастырём. Складывается впечатление, что степень участия наместников и казначеев в решении монастырских дел регулировалась не какими-либо нормативными актами, а зависела лишь от личных качеств настоятелей. Начальникам подчинялись, перед ними отчитывались наместники, казначеи и, разумеется, все без исключения остальные старцы Донского монастыря. Со стороны же братской общины не существовало какого-либо контроля деятельности настоятелей. Ни перед кем из монашествующих управляемого монастыря настоятели не отчитывались за свои действия. Главным образом правительственные органы проверяли хозяйственное состояние Донского монастыря, прежде всего правильность учёта его денежных доходов и расходов, а, следовательно, в какой-то мере и обоснованность решений настоятелей в этих вопросах. Более тщательным и регулярным государственный контроль за финансовыми операциями обители, а это означало за действиями его властей, стал после восстановления функционирования в 1701 г. Монастырского приказа. Настоятели Донского монастыря с момента восстановления самостоятельности в ноябре 1678 г. назывались игуменами. По царскому распоряжению с августа 1683 г. они стали именоваться архимандритами. Все настоятели до вступления на эту должность обязательно имели сан иеромонаха и, несомненно, являлись умелыми священнослужителями. О деятельности первых игуменов мне мало что известно. Документы отложились о настоятелях, начиная с игумена Никона, ставшего первым архимандритом Донского монастыря, и о последующих архимандритах. Поэтому в работе речь пойдёт только о настоятелях-архимандритах. За изучаемый период обителью управляли пять архимандритов: Никон (август 1683 г. – июль 1689 г.), Антоний (июль 1689 г. – март 1705 г.), Лаврентий (март 1705 г. – май 1720 г.), Иерофей (август 1720 г. – декабрь 1721 г.) и Иоаким (декабрь 1721 г. – июнь 1727 г.). Кем поставлялись в монастырь игумены и первые три архимандрита из документов неясно. Двух последних назначило государство. На период управления Донским монастырём первого архимандрита пришёлся его наивысший расцвет. Этому способствовали два благоприятных фактора: политика правительства царевны Софьи и деятельность Никона, имевшего тесные связи с царским двором. Софья неоднократно посещала Донской монастырь и, конечно, лично знала его настоятеля. Неслучайно, в это время государство даровало игумену Никону сан архимандрита. Никон по царскому повелению участвовал в первом крымском походе В.В. Голицына. Он сопровождал Донскую икону, почитавшуюся покровительницей православных в войнах с татарами. С этой же иконой и иными культовыми атрибутами Никон в числе других духовных лиц встречал В.В. Голицына при его возвращении из второго крымского похода. Пользуясь благосклонностью царевны и её окружения к Донскому монастырю и, видимо, к нему самому, настоятель непрестанно просил у Софьи и её родственниц всевозможных льгот и привилегий для монастыря, новых владений. Именно Никон добился, чтобы государство приписало к Донскому монастырю шесть других обителей с их вотчинами, пожаловало рыбные ловли и перевозы на реке Каме, выделило земельный участок рядом с монастырём для расширения монастырской слободы. При Никоне государство начало коренную перестройку ансамбля Донского монастыря и значительно возросла монастырская община, на содержание которой правительство выдавало ругу, а также церковную утварь, церковные одеяния, ладан и многое другое. Деятельность Никона в качестве настоятеля Донского монастыря завершилась довольно неожиданно. Незадолго до отстранения от власти царевны Софьи Никона лишили должности. Установить точную причину опалы архимандрита не удалось. Возможно, вина его носила политический характер. Он поддерживал связи с Сильвестром Медведевым, как раз в это время репрессированным. Смещённый настоятель обители удалился в Киево-Печерскую лавру. Через два года после этого события киевский митрополит просил разрешения у патриарха Адриана поставить Никона архимандритом одного из украинских монастырей. Глава православной церкви России не только не дал согласия на назначение Никона настоятелем монастыря, но и запретил ему совершать богослужения. Это явилось для Никона весьма суровым дополнительным наказанием. Провиниться перед Адрианом Никон, очевидно, не мог, так как во время его изгнания из Донского монастыря патриархом был Иоаким. Правда, впоследствии Никон всё же занимал на Украине настоятельские должности.⁹⁹

Преемники Никона управляли Донским монастырём в совершенно иной обстановке. Политика Петра I по отношению к монастырям оказалась диаметрально противоположной. Донской монастырь перестал получать от государства денежные пособия, церковные принадлежности, значительно сократились монастырские владения и доходы с них, из-за того что возросли государственные повинности и монастыря, и зависимых от него крестьян, за государственный счёт в монастыре больше ничего не строилось и не достраивалось то, что уже было начато, усилился правительственный контроль за формированием монастырских служителей. Тем не менее, даже в таких трудных условиях сменивший Никона на посту настоятеля Антоний Одинцович сумел весьма много полезного сделать для Донского монастыря. Антоний, являвшийся наместником этого же монастыря, 16 лет стоял во главе обители. Благодаря неустанным стараниям архимандрита возросли монастырские владения, увеличилась братская община, был достроен новый собор и его огромный иконостас, продолжалось строительство монастырской ограды, в монастыре возвели несколько каменных и деревянных сооружений. Неподалёку от монастыря в сельце Раменки основали внушительный хозяйственный комплекс и нечто вроде дачи для властей монастыря, монастырь наладил собственное производство кирпича. Правда, почти всё это происходило лишь в первый период правления архимандрита Антония. А с самого конца XVII в. правительство последовательно проводило политику сокращения владений и доходов Донского монастыря. Воспрепятствовать этому оказался бессилен даже такой предприимчивый, энергичный церковный деятель как архимандрит Антоний. Зато личная его карьера сложилась весьма удачно. С 18 марта 1705 г. и до своей кончины 1 июня 1716 г. он возглавлял Коломенскую епархию.¹⁰⁰

После возведения Антония в сан архиепископа, архимандритом Донского монастыря стал грузин Лаврентий. Человеком он был, очевидно, оборотистым, энергичным, как и его предшественник. Складывается впечатление, что Лаврентий чаще, чем какой-либо другой архимандрит Донского монастыря коллегиально, с наместником и казначеем решал различные монастырские дела. Только при нём монастырские власти изредка, но всё же советовались с другими членами братской общины по некоторым вопросам. Пятнадцатилетняя деятельность Лаврентия во главе монастыря протекала в русле церковных и государственных реформ Петра I. Лаврентий не имел возможности сколько-нибудь существенно расширить монастырские угодья, но способствовал заселению бывшей монастырской пустоши, пытался, хотя и безуспешно, вернуть часть монастырских владений, которые отобрало государство. При Лаврентии в монастыре без материальной поддержки правительства, довольно интенсивно велось каменное строительство: наконец достроили ограду, возвели две церкви и некоторые другие каменные и деревянные корпуса. Умер архимандрит Лаврентий 20 мая 1720 г. вскоре после возвращения из поездки в Петербург, куда его в спешном порядке вызывали правительственные органы. Может быть, в пути Лаврентий простудился и заболел. Похоронен он в новом соборе Донского монастыря.¹⁰¹

После кончины Лаврентия надзор за монастырём около трёх месяцев осуществлял митрополит Сарский и Подонский Игнатий. Иерарх, прежде всего, стремился к личному обогащению за счёт монастыря и имущества усопшего архимандрита Лаврентия.¹⁰²

Место настоятеля занял Иерофей, присланный из петербургского Александро-Невского монастыря. Но он заметного следа в истории Донской обители не оставил, так как управлял ею менее полутора лет. Иерофея вскоре переместили в архимандриты Новоспасского монастыря.¹⁰³

Вслед за Иерофеем из Александро-Невского монастыря в декабре 1721 г. направили в Донской властвовать Иоакима Струкова. Из Петербурга присылали архимандритов в Донской монастырь не случайно. Согласно воле Петра I только из монашествующих Александро-Невского монастыря имели право назначать настоятелей наиболее крупных русских обителей. Иоакима в Александро-Невский монастырь взяли из келарей кремлёвского Чудова монастыря. Перед назначением на ответственный пост у Иоакима, видимо, имелась возможность выбора или служить в военно-морском флоте иеромонахом, или стать главой Донского монастыря. Он предпочёл второе. Предназначавшуюся для Иоакима должность во флоте занял другой иеромонах Александро-Невского монастыря. Но за это ему из казны Донского монастыря по царскому указу выплатили 20 руб. – годовой денежный оклад, полагавшийся архимандриту Донского монастыря. Отец Иоаким Струков 13 июля 1722 г. был определён асессором в московскую контору синода. 4 июня 1727 г. состоялась хиротонисанация архимандрита Иоакима в епископа Переяславского (на Украине). Умер Иоаким 1 сентября 1742 г. в городе Воронеже на 63^м году жизни.¹⁰⁴

Функции архимандритов Донского монастыря были исключительно широкими и разнообразными. Они могли решать как самые трудные, запутанные, так и мелкие, второстепенные вопросы в жизни такого сложного религиозного и социально-экономического организма феодальной России, каким являлся этот крупный монастырь-вотчинник. Показать сферу занятий глав Донского монастыря – это в значительной степени раскрыть всю историю обители. Настолько неразрывно переплетались деятельность настоятелей и жизнь опекавшего ими монастыря. К тому же здесь неизбежны повторы с другими разделами работы. Пожалуй, целесообразней остановиться только на отдельных видах службы архимандритов Донского монастыря и то в общих чертах. Важнейшей задачей настоятелей являлось изыскание средств для нужд монастыря. Именно от изворотливости, предприимчивости в первую очередь настоятелей, наличием у них тесных связей в правительственных сферах и в кругах феодалов зависели размеры владений и получавшихся Донским монастырём натуральных и денежных доходов, различные привилегии. К тому же настоятели Донского монастыря, как и их коллеги в других монастырях, зорко следили за льготами, которые правительство предоставляло какому-либо монастырю. Если они узнавали о том, что какой-то монастырь получил от государства льготы, то добиваясь для своего монастыря аналогичных преференций, ссылались на ставшие им известными факты.¹⁰⁵ Архимандрит Никон своё влияние при царском дворе использовал для превращения Донского монастыря из маленького, бедного, малозаметного в большой, в богатого, влиятельного духовного феодала. Такую же политику проводил настоятель Антоний. Однако, после изменения внутриполитической обстановки в стране, он в своих приобретательских устремлениях не мог рассчитывать на благосклонность государства. Поэтому Антоний неустанно обхаживал состоятельных людей, чтобы получать от них вклады или заключать с ними выгодные для монастыря сделки. Складывается мнение, что архимандрит порой даже обманывал их, вымогал у них вклады. Неслучайно же Антония допрашивали в правительственных и патриаршеских инстанциях. По поводу вкладов и обменов владениями. За весь изучаемый отрезок времени именно при Антонии Донской монастырь приобрёл различными методами у светских феодалов наибольшее количество новых угодий и имел самые крупные вклады от частных лиц. О том, что земельные владения Донского и приписанных к нему монастырей в конце XVII ст. росли в частности за счёт махинаций архимандрита и его окружения, свидетельствуют многочисленные конфликты и судебные тяжбы, которые вели из-за спорных территорий феодалы и государственные крестьяне с Донским монастырём. Это же можно видеть на примере взаимоотношений властей обители с думным дьяком Я.А. Кирилловым и его родственниками. Архимандрит Антоний ухитрился обменять маленькую монастырскую деревню в Вологодском уезде на крупную вотчину думного дьяка в Московском уезде. Вскоре и обмененное вологодское угодье монастырю вернул племянник этого чиновника. Самый внушительный денежный дар, исчислявшийся несколькими тысячами рублей, Донской монастырь тоже принял от Я.А. Кириллова. Но чтобы деньги оказались в монастырской казне, настоятелю пришлось обратиться за помощью к государству. Антоний лично ездил в Можайский уезд осматривать вотчину Я.В. Румянцова, которую намеревался купить монастырь. Сделка состоялась, но, очевидно, не совсем честная. Иначе настоятель не стал бы сам давать племяннику Я.В. Румянцова подьячему Посольского приказа Г.Григорьеву 5 рублей «за сходотайство». Певчий дьяк Г.Ф. Дубняцкий за пострижение «по упрошению» Антония вместо денежного вклада отдал обители двор, который незадолго до пострижения он купил за 1800 рублей.¹⁰⁶ С согласия настоятелей сдавались на оброк посторонним лицам земельные участки и Донского и приписных монастырей.¹⁰⁷ Архимандриты инспектировали ближние и дальние угодья монастыря, лично знакомились с положением дел на местах. Во время поездок по монастырским владениям архимандриты иногда сами собирали подати с зависимых крестьян.¹⁰⁸ Настоятели лично давали указания, правда, чаще это совершалось их подчинёнными, но от их имени, руководителями приписных монастырей, посельским старцам, служителям, управлявшим монастырской собственностью, выборным из крестьянских миров о ведении хозяйства, сборе податей, решении всевозможных вопросов. Перед настоятелями отчитывались о производственной, финансовой, административной деятельности все их подчинённые. Без архимандритов никто в Донском монастыре не мог дать согласия на уменьшение податей и повинностей или предоставить какие-либо льготы как приписным монастырям, так и отдельным крестьянам даже в чрезвычайных обстоятельствах. Архимандриты находились в курсе всех событий, происходивших в вотчинах Донского и приписных монастырей. Они урегулировали конфликты монастырских крестьян друг с другом, с крестьянами других феодалов, с представителями монастырских и государственных властей, а также между администрацией монастырской и правительственной. Получив сигнал о неблагополучной обстановке во владениях, в особенности, об отказах крестьян платить монастырские и государственные подати и выполнять повинности, непослушании монастырских служителей, настоятели оперативно принимали соответствующие меры по пресечению беспорядков. Подчас монастырские власти обращались за помощью в правительственные органы. Архимандриты ходатайствовали перед государственными инстанциями и покровительницей Донского монастыря царевной Екатериной Алексеевной о поисках и возвращении беглых крестьян из монастырских угодий. В свою очередь правительственные органы и отдельные феодалы предъявляли претензии настоятелям за то, что в монастырских владениях селились беглые крепостные. Так как за укрывательство беглецов на обитель налагались большие штрафы, то архимандриты требовали от управителей вотчин, строителей и наместников приписных монастырей, чтобы они отбирали отпускные письма у пришедших на монастырские земли лиц. Эти документы и сведения о людях, живших в монастырских владениях без них, с мест направлялись властям Донского монастыря.¹⁰⁹ Знакомясь с административной деятельностью настоятелей, складывается их образ – предприимчивых, расчётливых, людях, сурово каравших подвластных за хозяйственные упущения, злоупотребления, ослушания. Архимандрит Антоний в конце XVII в. так писал выборным из крестьянского мира одной из вотчин в Галичском уезде: «а будет вы учинитеся сему нашему указу преслушны и без нашего указу договоритес и уступитя своеи земли хотя малое что и за то вы от нас будете в пени и в смирении монастырском и в наказании без пощады».¹¹⁰ Много энергии, предприимчивости со стороны настоятелей требовали различные строительные и ремонтные работы в Донском монастыре и его владениях. Даже тогда, когда строительство в обители в 70-80^е годы XVII ст. велось правительством, настоятели не могли быть безучастными к этому делу. Неизмеримо возросла роль архимандритов, когда при Петре I строительство и ремонт осуществлялись самим монастырём, а государство или препятствовало этим работам, или предписывало ускорять ремонт тех монастырских объектов, с которых государство же имело доходы. Настоятели изыскивали средства, строительные материалы, рабочую силу, нанимали специалистов, контролировали ход работ. На монастырские средства и настоятелям сооружали, перестраивали, украшали жилые и хозяйственные помещения. Для Антония, уже являвшегося Коломенским архиепископом, в Донском монастыре построена особая келья за счёт его и монастыря. Личного контроля настоятеля Донского монастыря за расходованием денег на ремонт монастырских сооружений требовал Монастырский приказ в 1716 г., когда выделил на эти цели деньги, собранные приказом с владений этого же монастыря.¹¹¹ Архимандриты выпрашивали для обители в качестве вкладов деньги, золото и другие ценности. Подчас размеров поступавших вкладов и даже имён вкладчиков в монастыре никто кроме настоятеля не знал. Так 12 января 1696 г. архимандрит Антоний передал в монастырскую казну 10 руб., про которые в приходной книге записано: «а хто те деньги вкладу дал, про то ведома у него отца архимандрита». Аналогичная запись там же сделана два дня спустя, когда у него приняли в казну 10 червонных золотых.¹¹² Настоятели контролировали правильность записей в монастырских денежных приходно-расходных книгах. Эти книги скреплялись подписями настоятелей и казначеев. Их имена указывались в начале этих книг. При смене казначеев или когда возникала такая необходимость, настоятели сами или кто-либо другой по их поручению производили «счеты» казначеев – пересчитывали по книгам весь денежный приход и расход денег и имевшиеся наличные деньги за какой-либо период. Эпизодически архимандриты давали монастырю собственные деньги, золото в качестве вкладов или взаймы. Они давали указания в некоторых случаях не взимать с крепостных налоги частично или целиком. По распоряжениям архимандритов, а подчас ими самими монастырские деньги в качестве милостыни раздавали монахам, служителям, крестьянам Донского и приписных монастырей, руководителям и рядовым старцам различных монастырей, даже из других стран, белому духовенству, светским людям. Среди тех, кто получал помощь от монастыря, были и родственники настоятелей, особенно архимандрита Антония, а также наместников. Настоятели определяли денежные и натуральные оклады вновь принимавшимся монастырским служителям и пересматривали оклады уже работавшим служителям. Они же предписывали выдавать единовременные пособия деньгами и различными товарами тем служителям, которым окладного жалованья не полагалось или его не выдали по какой-либо причине вовремя. Архимандриты решали кого из посторонних лиц наделить монастырскими продуктами питания, фуражом. По приказам настоятелей покупали для монастыря и для них самих и продавали монастырские различные товары, в том числе продукты питания. Нередко архимандриты, как и другие монашествующие Донского монастыря, а также служители расходовали на монастырские надобности личные деньги. Записи об этих затратах представляли казначеям. По предъявлении записей настоятели или их келейники получали из монастырской казны израсходованные суммы, а всем остальным возвращали деньги с согласия архимандритов. Перед настоятелями отчитывались о расходовании монастырских денег монашествующие и служители монастыря, которые получали их авансом для выполнения различных поручений.¹¹³ Весьма важной задачей архимандритов являлось формирование контингента монашествующих и служителей всех рангов Донского и приписных обителей. К ним обращались с просьбами желавшие постричься в монастыре или перейти в него из других обителей, а также поступить в служители. Нередко это касалось и приписных монастырей. Решения по названным просьбам принимались, как правило, внутри Донского монастыря. Только иногда настоятели по каким-то соображениям спрашивали разрешение у архиереев постричь кого-либо. Бывали случаи, когда правительственные органы по своему усмотрению без учёта мнения монастырских властей направляли в монастырь людей для пострижения, монахов для проживания и светских лиц в служители. Предписания государственных инстанций для архимандритов являлись обязательными. Редко, но и местоблюститель патриаршего престола присылал в Донской монастырь тех, кто намеревался постричься или перейти в него. Настоятели давали разрешения основной массе монашествующих на уход из обители.¹¹⁴ Прежде всего от воли архимандритов зависело назначение монашествующих и служителей на различные должности в Донском и приписных монастырях, в монастырских владениях, а также увольнение их от этих обязанностей. Они же поручали любому из своих подчинённых выполнение всевозможных временных или разовых заданий необходимых монастырю. Настоятели с 10^х годов XVIII ст. ходатайствовали перед царями о посвящении чернецов в священнослужителей.¹¹⁵ Архимандриты разбирали проступки иноков Донского и приписных обителей, свары, возникавшие в их кругах, жалобы представителей монастырской администрации на подвластное население, на сборщиков государственных податей и другие. Они определяли вид и меру наказания виновным. Проступки, жалобы, просьбы рассматривались чаще всего по повелениям настоятелей другими монашествующими и служителями. Так в 1704 г. монастырских крестьянина и сторожа допрашивали «перед» архимандритом Антонием.¹¹⁶ Настоятели распоряжались имуществом некоторых из умиравших насельников Донского монастыря.¹¹⁷ Архимандриты поддерживали связи со своими предшественниками на этом посту. Антоний на монастырские средства в 1695 г. купил за 6 руб. карету и отослал её в Киев бывшему до него настоятелем Никону. В следующем году он передал Никону 20 руб. монастырских денег за взятые у него книги. Архимандрит Лаврентий вскоре после вступления в должность поднёс Антонию от монастыря дорогую икону.¹¹⁸ Настоятели принимали в обители многочисленных высокопоставленных светских и духовных особ. Сведения об этих визитёрах в документах попадаются часто и почти всегда в связи с покупками для гостей на монастырские деньги подарков, разнообразных продуктов питания, специй, спиртных напитков. Всё закупленное для их угощения поступало на кухню архимандритов. Пиршества происходили в настоятельских покоях в монастыре, а иногда в резиденции властей вне его стен. Очевидно, главным образом для приёмов гостей у архимандритов имелось большое количество всевозможной кухонной и столовой посуды. Самыми почётными посетителями монастыря являлись русские цари и члены августейшей семьи. До начала самостоятельного правления Петра I их, пожалуй, правильнее называть не гостями, а хозяевами монастыря. Ибо благосостояние Донского монастыря целиком и полностью зависело от них. Представители знати, в том числе и самой титулованной, не только русской, но и грузинской, украинской нередко бывали и «кушали» в монастыре. Церковные иерархи и служители культа более низких рангов со всех концов страны и из-за рубежа, чиновники приказов и синода неоднократно посещали обитель, некоторые из них и ночевали в ней. Нередко в монастырь к настоятелям прибывали посыльные, певчие от правящей элиты – царей, цариц, царевен, патриархов, местоблюстителя патриаршего престола с подарками, поздравлениями с праздниками, приглашениями прибыть к их патронам по случаю каких-либо событий. Архимандриты обязаны были присутствовать в царском и патриаршеском дворах, в кафедральных соборах, участвовать в различных церемониалах и богослужениях по праздникам и по специальным вызовам не только в Москве, но и в Петербурге. Настоятели Донского монастыря нередко ездили по стране: в монастырские угодья, на Украину, в различные монастыри. Так как архимандриты в силу своего положения вели довольно подвижный образ жизни, то монастырь для их поездок покупал и содержал различные повозки, сбрую.¹¹⁹ Настоятели, заботясь о монастырских доходах, защищали монастырские владения от захвата посторонними лицами, вступались за ограбленных, избитых монашествующих, служителях, крестьянах. В трудных случаях они обращались к царям, в правительственные органы с просьбами о помощи, с жалобами на людей, посягавших на монастырскую собственность, на жизнь, здоровье, имущество зависимых от обители людей. А то и сами организовывали подвластных лиц, порой даже вооружённых огнестрельным оружием, для обороны монастырских угодий, подчас, может быть и для присвоения спорных участков.¹²⁰ Главы Донского монастыря от имени братской общины обращались к царям, в государственные и церковные структуры, к влиятельным персонам с самыми различными просьбами или это делали подчинённые по их поручениям. В свою очередь на имя настоятелей поступали в монастырь от правительственных и церковных учреждений всевозможные распоряжения, требования. За своевременное, чёткое выполнение государственных повинностей и предписаний Донским и приписными монастырями, а также зависимыми от них лицами первыми несли ответственность архимандриты.¹²¹ Настоятели занимались не только решением важных вопросов монастырской жизни, выполняли различные престижные обязанности, но и малозначительными делами. Так архимандрит Антоний в 1696 г. купил для монастыря лошадь у дворового человека княгини А. Ф. Ромодановской и часть денег за покупку отдал своих. Он же распорядился купить «яблонеи почечных» для посадки в монастырский огород. Антоний в 1700 г. за 27 алтын приобрёл две пары сапог, «а те сапоги сторговав и прислал в казну отец архимандрит сам». Архимандрит Иоаким в своей келье учил грамоте двоих детей монастырских служителей. По его приказам им выдавали из монастыря одежду и обувь.¹²²

Естественно, настоятели просто физически не могли одни руководить Донским и приписными монастырями. Первыми их помощниками и заместителями по всем вопросам управления монастырём являлись наместники. У наместников как и у архимандритов не было чётко очерченных обязанностей. Диапазон деятельности наместников был весьма широким. Но, очевидно, они занимались в основном теми делами, которые им поручали настоятели. Роль, авторитет наместников Донского монастыря, как мне представляется, очень сильно зависели от личности архимандритов. Особенно велико значение наместников было при Лаврентии. Он регулярно советовался с наместниками и принимал с ними совместные решения по разнообразным вопросам. Это избрание казначеев, приём новых служителей и монахов из других обителей, пострижения в монахи, выдачи жалований и помощи, назначения на различные монастырские должности, относительно повинностей крестьян, меры по донесениям управителей вотчинами и многое другое. При архимандрите Иоакиме влияние наместников резко снизилось. Их имена в документах почти никогда не значатся рядом с именем Иоакима. Одной из важнейших обязанностей наместников состояла в том, чтобы содействовать пополнению монастырской казны. Они следили за поступлением доходов с монастырских владений, поддерживали связи с вкладчиками и теми, кто занимал деньги у монастыря, принимали правительственную ругу, в некоторых случаях заменяли казначеев, а наместник Тарасий при архимандрите Лаврентии три года совмещал и обязанности казначея. Наместники чаще настоятелей объезжали владения Донского и приписных монастырей. Там они решали хозяйственные вопросы, знакомились на месте с положением дел, содействовали сбору натуральных и денежных налогов. Посещали наместники и те регионы страны, в которых не было собственности монастыря. Наместники чаще настоятелей занимались разбором всевозможных текущих дел, жалоб, просьб, при них допрашивали подозреваемых и физически наказывали виновных. Они записывали на документах принятые вердикты и контролировали их исполнение. Иногда даже правительственные структуры по различным вопросам обращались непосредственно к наместникам, которые принимали по ним самостоятельные решения. Все наместники имели сан иеромонаха и, вероятно, совершали торжественные богослужения. Среди прихожан они имели «духовных детей», лиц которые бывали у них для исповедей. По всей вероятности, это в основном те люди, в которых нуждался монастырь или сами наместники. Важную роль играли наместники в деле управления монашеской общиной. Они решали кого куда поселить или переселить, сохраняли личное имущество отсутствовавших в обители чернецов, наказывали провинившихся старцев. Обязанностей у наместников было много, а прав значительно меньше. Без архимандритов они не могли решить ни одного сколько-нибудь важного дела. Наместники были компетентны давать разрешения на трату монастырских денег на монастырские же потребности. Но это бывало редко и касалось небольших сумм. Упоминаний в источниках выдачей денег по их распоряжениям свыше одного рубля мне не попадалось. Эпизодически наместники принимали в своих кельях монастырских гостей, для чего у них имелась столовая и кухонная посуда, а также покупались продукты питания. Но, очевидно, это были второразрядные визитёры или прибывавшие в монастырь в отсутствие архимандритов. Иногда правительственные указы объявлялись наместникам. Но это происходило, по-видимому, тогда, когда настоятеля не было в обители или когда государственные учреждения посещали наместники. Изредка наместники подписывали от имени монастыря обращения, письма к знатным особам. Небезынтересно отметить, что только один наместник Донского монастыря стал его главой.¹²³

Последнюю третью ступеньку в системе управления Донским монастырём занимали казначеи. За изучаемый период ими становились иеромонахи, иеродьяконы и монахи без сана священнослужителя. Прав у казначеев было меньше, чем у наместников. Указания настоятелей и наместников для них являлись обязательными. Казначеи в отличие от двух других монастырских властей имели довольно определённые постоянные обязанности – принимать, выдавать, учитывать монастырские деньги, золото, имущество. Монастырские ценности выделялись казначеями на текущие монастырские потребности или по приказам настоятелей, а иногда наместников. Казначеи, очевидно, не могли по собственному усмотрению тратить даже маленькие суммы монастырских денег. Во всяком случае, сведений об этом в источниках мне не встречалось. Правда, изредка они давали деньги из монастырской казны посторонним лицам в долг, но потом эти долги принимали вновь в казну. Казначеи, как и другие власти, имели право распоряжаться, чтобы житенные монахи отпускали различным лицам монастырские продукты питания, фураж. Они постоянно тщательно наблюдали за ведением документации о поступлении и расходовании монастырских денег. На всех приходно-расходных книгах, кроме черновых списков, есть скрепы казначеев, а в некоторых приходных книгах ещё и записи, пометы о приёме денег. Они же в письменной форме подтверждали, когда это требовалось, поступления в монастырскую казну денежных сумм или их расходование. Перед казначеями, как и перед другими властями, монашествующие и служители отчитывались о расходовании получавшихся ими суммах на монастырские цели. Естественно, казначеи лучше чем настоятели и наместники знали финансовое положение обители. Казначеи принимали, хранили, выдавали монастырское огнестрельное и холодное оружие, металлическую и стеклянную посуду и кухонный инвентарь, одежду и материалы, самые разнообразные предметы и товары хозяйственного обихода. Как и другие власти, казначеи посещали владения Донского монастыря для сбора податей и контроля за выполнением повинностей крепостными и деятельностью приказчиков и посельских старцев, для решения на месте различных вопросов. Иногда казначеи в казенной келье угощали за монастырский счёт приезжавших в обитель приказных людей. С этой целью покупали продукты питания, посуду, в том числе кружки, стаканы.¹²⁴ Последние явно не для кваса и пива. Тогда все знали, что сухая ложка может травмировать рот. А чиновники и не самые высокопоставленные считали обед в монастыре без приличной выпивки ущербным и даже унизительным. Казначеи выполняли самые различные поручения настоятелей и наместников. Так на рубеже 1695-1696 годов казначей иеромонах Антоний возглавлял долгую погоню за греческими монахами, укравшими в монастыре дорогостоящие серебряные лампады. Гонцы смогли догнать жуликов в рясах и отобрать лампады только на Украине в Батурине. Архимандрит в 1698 г. приказал казначею починить и усовершенствовать ветхие и устаревшие 20 монастырских мушкетов для выдачи их монастырским слугам. Казначей иеродьякон Геронтий 19 декабря 1700 г. ездил к царице Прасковье Фёдоровне «с кушаньем». Угощение подносилось ей от имени монастыря по случаю праздника. Казначей вместе с монастырским слугой С.И. Нелюбиным ночью 30 января 1700 г. выполнили весьма щепетильное поручение – дали взятку. Они ездили домой к думному дьяку А.И. Иванову – бить челом по судебному иску монастырю. Думный чиновник решил дело в пользу обители, за что получил от ответчика 5 руб. Поэтому фемида тепло и немножечко загадочно улыбнулась Донской богородице – символу святой Руси. Геронтий в июне 1700 г. ездил домой с челобитной к окольничему С.И. Языкову «и от него ехал позно». Наверняка, казначей и на сей раз ездил не с пустыми руками и не случайно задержался у него допоздна. Казначеи нередко «для монастырских дел» навещали места службы и дворы должностных лиц. Казначеи часто покупали для монастыря и для архимандритов различные товары: продукты питания, хозяйственный инвентарь, транспортные средства и другое, как маленькими порциями, так и весьма крупными партиями, привозили покупки в монастырь. Казначеи по приказам настоятелей в отсутствии наместников расследовали происходившие инциденты, определяли виновных. Иногда они осматривали, описывали личное имущество усопших иноков.¹²⁵ Роль казначеев в решении монастырских дел, как и наместников, зависела в значительной степени от личных качеств их самих и настоятелей. Архимандрит Лаврентий чаще других, судя по источникам, учитывал мнения по различным вопросам не только наместников, но и казначеев. Нередко важные дела они рассматривали втроём. Особенно возрастала значимость казначеев в те периоды, порой довольно продолжительные, когда в Донском монастыре по каким-то обстоятельствам не имелось наместников. Часть их функций исполняли казначеи. Тогда-то и появлялись на документах, не имеющих отношения к прямым обязанностям казначеев, в частности на челобитных, их пометы, распоряжения, а порой и сами документы. Как раз в такой период в июне 1712 г. архимандрит «советовав» с казначеем иеромонахом Филаретом и с братией решили слугу Донского монастыря произвести в подьячие. Аналогичное решение в 1715 г., когда в монастыре имелся наместник, приняли власти уже втроём и без остальной братии. По распоряжению настоятеля казначей в 1713 г. выяснял у москвича, желавшего постричься в приписном Шаровкином монастыре, его происхождение, семейное положение, отношение к государственной службе. Обычно этим занимались наместники. Казначеи в отсутствии наместников могли отдавать распоряжения о записях челобитных в государственных учреждениях. После смерти в 1720 г. архимандрита Лаврентия реальная власть по управлению Донским монастырём около трёх месяцев принадлежала казначею монаху Варлааму. Он же осматривал, переписывал и принимал на хранение монастырское имущество, которым пользовался покойный настоятель. Наместника у Донского монастыря не было с 1717 г. Митрополит Игнатий после кончины архимандрита осуществлял, очевидно, только общий надзор за обителью и больше думал о том, чтобы побольше утащить из имущества Лаврентия и монастыря.¹²⁶ О важности для монастыря рода занятий казначеев в какой-то мере свидетельствует и то, что в конце XVII в. в Донском монастыре построили каменные казённые кельи – едва ли не первое каменное гражданское сооружение монастыря. В ней хранились монастырские ценности и документы, чтобы уберечь их от пожаров, порчи и расхищения. Там же жили казначеи.¹²⁷ Нам мало что известно, каким образом монашествующие становились казначеями, кто и почему смещал их с должности. Но, очевидно, решающее слово здесь принадлежало настоятелям обители. Я только знаю, что один казначей был избран на эту должность. 17 мая 1711 г. архимандрит «советовав» с наместником Антонием и с братией «изобрали и приговорили» быть казначеем иеромонаху Донского монастыря Филарету.¹²⁸ Казначей иеродьякон Геронтий до этого являлся строителем Медведевой пустыни. Он, видимо, занимался какими-то махинациями с доходами пустыни, чтобы скрывать от государства их подлинные размеры. Во всяком случае Геронтий вопреки требованиям не представил в Монастырский приказ приходно-расходные книги пустыни. За это в сентябре 1701 г. его в Донском монастыре пытался арестовать подьячий Монастырского приказа. Эти проделки, очевидно, стоили иеродьякону должности, так как в 1702 г. в Донском монастыре был уже другой казначей.¹²⁹ Имеются в документах сведения о том, что казначей иеромонах Антоний после отстранения в 1699 г. от должности до своей кончины жил в Донском монастыре. По всей вероятности, уволен он был за воровство монастырских денег или за халатность, приведшую к их краже.¹³⁰

Институтов келарей и соборных старцев в Донском монастыре не имелось. Неизмеримо сложнее оказалось выяснить род занятий самой массовой категории братской общины – служебных монашествующих. Трудности, иногда неразрешимые, возникали из-за специфики и состояния источников того, что эта часть иноков чрезвычайно неоднородная. Она в свою очередь делилась на несколько подгрупп. К тому же все чернецы Донского монастыря независимо от их должностей и рода постоянных занятий выполняли самые различные поручения властей. А некоторые насельники, очевидно, по собственному усмотрению совмещали несколько видов работ. Были и такие черноризцы, которые в свободное от основных занятий время делали выгодную или интересную для себя работу. Среди служебных иноков происходили перемещения из одной подгруппы в другую и частые изменения рода деятельности одних и тех же лиц внутри фракций. Некоторые из служебных иноков переходили в иные сегменты. Одни становились властями обители (казначеи без сана священнослужителя), других посвящали в сан священнослужителей, третьих переводили в больничные монахи. К числу служебных монахов относились работоспособные иеромонахи и иеродьяконы, утратившие почему-либо возможность совершать богослужения. Пополнялся контингент старцев больше всего за счёт служебных монахов. Служебные чернецы чаще других и переходили из Донского монастыря в другие обители. Преобладающее количество монашествующих называли только по именам, а многие из них носили одинаковые имена. В довершении ко всему в Донском монастыре одну и ту же должность могли занимать и монахи-священнослужители, и монахи, не имевшие такого сана (казначеи, ризничие, ключники, наместники и строители приписных монастырей). А головщиками, управителями монастырских владений, келейниками архимандритов, специалистами различных профессий и тем более неквалифицированными работниками наравне с монашествующими часто являлись светские лица. Не было в монастыре постоянной номенклатуры должностей (одни исчезали, другие появлялись). Проследить за всем этим весьма сложно. Поэтому при самом скрупулёзном анализе источников, точно разграничить и обрисовать кто из служебных монахов, когда и чем занимался, не всегда удавалось, даже если известна их должность. Порой затруднительно провести ясную границу между различными категориями иноков. Служебные чернецы регулярно участвовали в управлении обширными владениями монастыря, введении его хозяйства. Всё это делалось под руководством и по указаниям властей обители. Втроём сами они просто физически не могли со всем управиться. На служебных монахов возлагалось выполнение постоянных и всевозможных временных работ. Это приобретение, учёт, хранение, изготовление, ремонт, расходование монастырского инвентаря, материалов, продуктов, приготовление пищи, организация монастырского питания, сбор пожертвований, строительство и содержание монастырских сооружений, соблюдение порядка в монастыре и многое другое. Без служебных иноков-церковнослужителей (пономарей, псаломщиков), певцов не обходился обряд богослужения. Чернецы-церковнослужители, скорее всего, выполняли и другие виды работ на монастырь. Верхний слой служебных иноков составляли администраторы-хозяйственники внутри Донского монастыря, управители приписных монастырей и монастырских владений. Далее шли монахи церковнослужители. Низшую ступеньку образовывали монахи, занимавшиеся всевозможными хозяйственными делами. Причём, и эта часть старцев в свою очередь тоже делилась на несколько прослоек.

Совершенно особую роль в Донском монастыре занимал служебный старец-инквизитор. Государство предприняло важный шаг в усилении контроля за монастырями. Учредив такую должность, согласно духовному регламенту в функции инквизитора входило повседневное наблюдение за различными сторонами монастырской жизни, в том числе за деятельностью их властей. Очевидно, назначала и руководила действиями инквизиторов канцелярия протоинквизиторских дел – правительственное учреждение. Ей, вероятно, инквизитор докладывал о положении дел в обители. Иначе государству не имело смысла вводить эту структуру. К большому сожалению, по использованным источникам нельзя определить круг обязанностей инквизитора Донского монастыря, не ясно как конкретно он исполнял свои функции. О деятельности надзирателя имеются только разрозненные сведения. Первым инквизитором в Донском монастыре был служебный чернец Феофилакт Буслаев. Он постригся сорокатрёхлетним в Донском монастыре в 1711 г. До этого Фёдор Буслаев работал подьячим в ратуше. Первоначально Феофилакт в обители трудился псаломщиком. Потом власти монастыря назначили его строителем Тихоновой пустыни (1719-1720 годы). В октябре 1722 г. Феофилакт значится уже инквизитором. Донской монастырь возвёл ему особые кельи, а в 1725 г. сделал для него персональную коляску «ради выезду». По царскому указу в 1725 г. Феофилакту Буслаеву из монастырской казны выдали двойной по отношению к другим служебным старцам, годовой денежный оклад. По-видимому, ему и в другие годы обитель выплачивала повышенное жалование. Феофилакт в 1724 г. контролировал передачу в Донской монастырь имущества упразднённого в том же году Андреевского монастыря. Непосредственно этой операцией занимались инок Андреевской обители и слуги Донского монастыря. Инквизитор в 1725 г. ездил в Малоярославецкий уезд в приписанный к Донскому монастырю в том же году Никольский монастырь. Все дорожные расходы оплачивал Донской монастырь. Причём, ездил не один, так как кроме коляски в пути с ним были его телеги. Наверняка, инквизитора сопровождали монастырские служители. Феофилакт следил за описанием и распределением личного имущества суздальского архимандрита, жившего и упокоившегося в Донском монастыре в середине 20^х годов XVIIIст. Кое-что из этого добра он взял себе. Служебный чернец Феофилакт Буслаев занимал должность инквизитора минимум как до 1730 г. Сана священнослужителя он не имел. Но должность его было весьма высокой, специфической по сравнению с другими постами в Донском монастыре. Может быть, инквизитора правильней приравнять к монастырским властям, а не к служебным черноризцам. Предположение о важной значимости должности инквизитора косвенно подкрепляется и тем, что в монастырских документах с 1722 г. по 1729 г. упоминания об инквизиторе Феофилакте есть, а о наместниках нет. Об этом же может свидетельствовать и то, что в списке иноков Донского монастыря середины 20^х годов XVIII в. инквизитор назван третьим – вслед за архимандритом и казначеем. Правда, в перечне 1729 г. он написан после властей и монахов-священнослужителей.¹³¹ Весьма своеобразное положение в 90^е годы XVII ст. в Донском монастыре занимал служебный инок Зоровавель. Он был приказным монахом. Ещё его именовали монахом приказных дел. Кроме Зоровавеля мне больше ни разу не встречалось упоминаний о наличии в обители приказных монахов. Зоровавель не имел сана священнослужителя. Он выполнял функции схожие с обязанностями властей Донского монастыря, хотя в те годы в монастыре были архимандрит, наместник и казначей. Приказной Зоровавель от имени Донского монастыря поддерживал связи с подьячими Поместного приказа. 18 ноября 1694 г. он поехал вместе с подьячим этого ведомства П. Стахеевым в Тихонову пустынь для рассмотрения на месте спора о земле, на которую претендовали феодалы Челищевы и Лотаревы. Летом 1696 г. Зоровавель, вооружившись огнестрельным оружием, ездил в Железноборовский монастырь для разбора жалобы на наместника этой обители. 1 июня 1699 г. приказной ездил в село Троицкое в вотчину думного дьяка А.И. Иванова и по случаю праздника Троицы преподнёс ему от Донского монастыря икону. Почти весь 1697 г. монах Зоровавель являлся строителем казанской вотчины Донского монастыря. Монастырь хорошо снабдил приказного в далёкий путь деньгами, огнестрельным оружием, боеприпасами. Не приходится сомневаться в том, что его везли монастырские конюхи или крепостные крестьяне. Монастырь купил Зоровавелю 14 января 1697 г. стопу писчей бумаги, а 22 июля 1699 г. ножницы и клей для монастырских приказных дел. Сам монах 23 января 1695 г. купил для монастыря рогожи, оконницы, замки, скобы, гвозди, петли.¹³² Ризничих Донского монастыря в документах относят к служебным старцам. Ими становились служебные чернецы, но чаще иеродьяконы. Ризничие иеродьяконы участвовали в богослужениях, но, видимо, не регулярно. Должность ризничего была влиятельной и ответственной. Пожалуй, правильнее полагать, что ризничие занимали промежуточное положение между властями, монахами священнослужителями и служебными иноками. Во всяком случае, среди служебных монахов ризничие стояли на верхней ступеньке. Ризничие отвечали за изготовление, приобретение, ремонт, сохранность утвари и облачений, необходимых для культовых целей. Всё это монастырское достояние они записывали в специальные книги. Несомненно, ризничие выдавали церковные принадлежности монашествующим, совершавшим богослужения. Ризничие с начала XVIIIв. принимали и расходовали деньги, золото, поступавшие от вкладчиков, на церковные надобности, поминовения родственников, а также деньги, выдававшиеся из монастырской казны, на поминальные трапезы. Ризничие хранили монастырские богослужебные книги и тексты молитв, присылавшихся в монастырь государством по случаю значительных событий (в частности, побед в войнах). Круг обязанностей и поручений монастырских властей, выполнявшимися ризничими, был довольно широким. Так после крупной кражи, совершённой в 1714 г. в новой соборной церкви Донского монастыря, ризничий вместе с монастырским стряпчим ездил в Преображенский приказ, очевидно, со сведениями о пропавших ценностях. Ризничий вёл книгу учёта, когда в 1716 г. из этого приказа получили для монастыря деньги и внушительное количество разнообразных предметов в качестве компенсации за похищенное. Ризничий монах Николай совместно с иеромонахом Симеоном и с келейником настоятеля иеродьяконом Иринархом участвовал в мае 1720 г. в осмотре и описании личного имущества скончавшегося архимандрита Лаврентия. Он же сберегал деньги усопшего настоятеля, но расходовал их по приказаниям нового архимандрита (даже на поминовения Лаврентия). У ризничего в келье, и, скорее всего под его присмотром, в марте 1719 г. портные шили ризы и питались. Ризничий иеродьякон Иринарх в 1722 г. принял фунт аниса, купленного для приготовления водки архимандриту. Ризничий монах Николай в феврале 1719 г. по просьбе иеродьякона Виктора и вместе с ним осматривал в монастырском погребе бочонок с водкой, принадлежавший этому иеродьякону. Потому что часть водки из бочонка была отлита, то они вдвоём измерили оставшуюся часть, а мерка находилась у ризничего для доказательства пропажи. Ризничие, как и другие монашествуюшие Донского монастыря, посещали приписные монастыри. 20 января 1701 г. ризничий иеродьякон Спиридон «славил» по случаю праздника в Шаровкином монастыре. Ризничий иеродьякон Николай 13 марта 1725 г. привёз в Донской монастырь из села Троицкого Брянского уезда «столовый припас» на трёх возах. Разумеется, он доставил продовольствие не один, хотя в источнике никто другой не упоминается. Ризничий иеродьякон Спиридон вместе с иеромонахом Филаретом (возможно, казначеем Донского монастыря) ездил на монастырских лошадях в ноябре 1708 г. в Воскресенский монастырь. Правда, цель их вояжа не указана. Но ризничие выполняли за пределами обители какие-то постоянные обязанности. Не случайно же в июне 1716 г. по распоряжению архимандрита для ризничего монаха Николая «ради выезда в город» купили за 11 руб. коляску покрытую кожей. По-видимому, одной из главных обязанностей ризничих было покупать всё необходимое для нужд монастыря и настоятелей. Неспроста ризничего иеродьякона Николая даже именовали «купчиной». 22 августа 1724 г. он вместе с казначеем купил для настоятеля дорогостоящую коляску за 30 руб. Этот же ризничий 20 ноября 1724 г. приобрёл для грузина монаха Самсона на монастырские деньги много одежды, обувь, а 1 декабря за 2 руб. 50 коп. приобрёл для монастыря кузнечную наковальню. 26 января 1725 г. «купчина» купил медный котёл на братскую кухню. Помимо денег он отдал за него котельнику старый, обветшавший котёл из братской кухни, а также износившиеся куб и трубу. Котельник ещё починил медные сковородки из архимандритской кухни. Ризничий иеродьякон Николай 12 апреля 1725 г. купил приклад на «мундиры» архимандритским келейнику, дворецкому и вознице, которые по приказанию настоятеля Иоакима им шили из монастырского сукна. 24 сентября 1725 г. он купил два воза угля для монастырских поковок. Другой ризничий монах Николай в 1717 г. купил белое железо, олово, нашатырь, медвежье сало и расплачивался с паяльщиком за какую-то объёмную работу. Ризничие покупали соль, рыбу, хмель, вино, уксус, лук, хрен, мёд, специи, калачи, семена овощей, кожу, железо и другое. Пожалуй, ризничие участвовали в покупках всего того, что вообще покупал Донской монастырь для себя, архимандритов, служителей, гостей. Монастырские расходные книги пестрят записями о покупках ризничими. Судя по ассортименту, размерам, весу некоторых покупок, с ризничими ездили конюхи, работники, которые грузили, перевозили купленное в монастырь. Одни они физически не справились бы с приобретёнными грузами. Про ризничего иеродьякона Спиридона известно, что 27 февраля 1702 г. власти обители направили его строителем в Казанский уезд в монастырское село Сокольи горы. Вместе с ним послали и монастырского стряпчего А.Н. Гомоницкого.¹³³

Ключники относились к тем служебным старцам, которые занимались управленческо-хозяйственной деятельностью. Исполняли должность ключников иеродьяконы и иноки без сана священнослужителя. Иеродьяконы, становясь ключниками, переходили из категории монахов священнослужителей в разряд служебных чернецов на время пребывания в этой должности. Часть монашествующих занимала пост ключника весьма короткий срок. За вторую половину 90^хгодов XVIIв. сменилось минимум четыре ключника, из них двое иеродьяконов. В самом конце века был назначен пятый. Очевидно, так происходило из-за того, что должность ключника была или довольно хлопотной, малопрестижной, или вводила в труднопреодолимые искушения личного обогащения. Во всяком случае, монастырская дисциплина не позволяла кому-либо из старцев самовольно отказываться от возложенных на них обязанностей. Вероятно, назначали и увольняли ключников сами настоятели, так как они являлись ключниками не обители, а архимандритов. Про некоторых ключников в документах сказано, что это «архимандрический», «властелинский» ключник, ключник «в келье архимандрита». Двух же ключников одновременно в обители не было. Когда в середине 10^х годов XVIII ст. в Донском монастыре пресёкся институт ключников, их место, по моему мнению, заняло светское лицо – архимандритский дворецкий. Следовательно, Донской монастырь лишился одной иноческой должности, но возникла новая профессия у монастырских служителей с идентичными функциями. Известно, что в 1694 г. ключник жил в архимандритской кухне. Впоследствии у ключников имелись особые кельи. Так в начале XVIIIв. у ключника монаха Мардария была келья, видимо, приспособленная ещё и под его же иконописную мастерскую. Он занимался живописью. Этот чернец одновременно исполнял обязанности монастырского будильника. Круг занятий ключников установить не так-то легко. Но они были разнообразными и не строго ограниченными, как и у других монашествующих. 11 января 1700 г. кто-то купил на монастырские деньги свежую рыбу и отдал ключнику иеродьякону Сильвестру «для прилучившихся у отца гостей». 21 апреля 1705 г. неизвестно кто купил изюм, ореховое масло, хрен, уксус и отдал ключнику Мардарию для «уготовления кушания» в честь приезда в монастырь архиерея Тверского и Кашинского. 14 января 1696 г. неизвестное лицо купило ведро конопляного масла и 400 граммов миндальных ядер и отдало ключнику архимандрита старцу Галактиону. 8 марта 1701 г. купили и отдали ключнику много рыбы, икры, а 26 января 1705 г. ему отдали купленный четверик пшена. Разумеется, ключники и сами ездили за покупками. Ключник иеродьякон Антоний 29 апреля 1695 г. взял из монастырской казны 72 коп. на покупку семян цветов в огород настоятеля. 16 января 1696 г. из монастырской казны выдали 15 коп. бывшему ключнику монаху Иннокентию, которые он потратил на покупку рыбы для гостей архимандрита, когда был в его келье ключником. 5 марта 1702 г. ключнику Мардарию купили за 2 коп. варежки «для поварённого управления». Не исключено, что этот ключник, являясь будильником, художником ещё занимался и стряпанием. Иначе бы ему не купили варежки на монастырские средства. Он же 29 октября 1700 г. взял из монастырской казны 28 коп., так как на эту сумму на свои деньги уже купил краски иконописцу Григорию Рожку, который писал икону для архимандрита. 31 января 1700 г. из монастырской казны выдали 8 коп. ключнику иеродьякону Сильвестру потому, что он дал собственные деньги посыльным патриарха, приходившим в монастырь с подарком архимандриту. Ключники хранили посуду архимандритской кухни, как и другое имущество настоятелей. 4 апреля 1702 г. купили 20 белых яиц и отдали ключнику красить для раздачи братии к пасхе. Скорее всего, в данном примере Мардарий выступал не как ключник, а как художник. Тогда к пасхальным праздникам яйца не просто красили, а расписывали. Ключнику в марте 1705 г. отдали купленные 15 деревянных иконных заготовок, чтобы он написал богородичные иконы для подношений. Здесь он прямо показан не как ключник, а как иконописец. С монахом Мардарием как с плодовитым художником мы ещё встретимся. Как администратор-ключник, одновременно в течение нескольких лет и будильник, он, очевидно, оказался на своём месте, пробыв в должности ключника около 10 лет. Это больше, чем все остальные известные мне ключники Донского монастыря. Создаётся впечатление, что монах Мардарий вообще был неординарной личностью. Имя его в монастырских документах конца XVII – начала XVIII вв. фигурирует многократно. Мардарий, в миру Матвей родом москвич из среды белого духовенства. Постригся он в Донском монастыре в 1694 г. в двадцативосьмилетнем возрасте. Когда ему было всего 50 лет, бывший ключник, будильник, художник монах Мардарий числился больничным чернецом. Может быть, тяжёлый труд подорвал его здоровье. Трудно сказать, почему он не стал священнослужителем. Вроде бы все данные для этого у него имелись. По-видимому, последним ключником в Донском монастыре был монах Феодосий, упоминающийся 29 апреля 1713 г.¹³⁴ Настоятелям Донского монастыря в повседневной работе и жизни помимо ключников постоянно помогали и прислуживали положенные им по штату келейники, послушники, дневальные, возницы, конюхи, повара, дворецкие. Общая численность монашествующих и светских лиц, одновременно находившихся в услужении настоятелей, достигала семи-восьми человек. А наместникам и казначеям полагалось только по одному светскому келейнику. Правда, все эти люди эпизодически выполняли и некоторые общемонастырские дела. Очевидно, те, которые прислуживали монастырским властям, участвовали в подготовках к встречам важных гостей монастыря, в их обслуживании. Конечно, подобные хлопоты и торжества не обходились и без других насельников и служителей обители, которые также привлекались к выполнению разовых работ и поручений. Всей прислугой архимандритов руководили, очевидно, ключники. Однако старшими по должности могли быть и келейники настоятелей, которых нередко ещё называли послушниками. Хотя и ключники, и келейники сосуществовали одновременно, но в их функциях было настолько много схожего, что нет возможности провести ясную границу между их обязанностями и их положением. Ключниками и келейниками-послушниками могли являться иеродьяконы и монахи без сана священнослужителя. И те, и другие ведали имуществом, продуктами питания архимандритов. Обе группы имели непосредственное отношение к личному бюджету настоятелей. Кажется, что ключники всё же чаще получали из монастырской казны деньги на текущие расходы архимандритов и взамен потраченных настоятелями и их прислужниками личных средств настоятелей на потребности обители или самих настоятелей, которые им полагалось удовлетворять за счёт монастыря. Некоторые подобные расходы фиксировались в специальных росписях, которые составляли ключники или келейники. Можно предположить, что дублирование функций настоятельских ключников и келейников существовало не случайно. Это позволяло более эффективно контролировать деятельность каждого из них, быстро пресекать возможные злоупотребления с их стороны, взаимозаменять их в случае необходимости. Да, вероятно, и объём постоянной работы на настоятелей был весьма значительный. Наверное, по этим причинам происходила довольно частая смена келейников и ключников. Келейники, видимо, регулярно занимались организацией питания архимандритов. На них возлагалась ответственность за правильность расходов и доходов настоятелей, за пополнение запасов продуктов питания, посуды, одежды для них. 13 декабря 1696 г. келейник иеродьякон Иоанн взял из монастырской казны четыре рубля на покупку сукна для архимандрита. 25 апреля 1705 г. келейник монах Ананий принял в келью архимандрита кем-то купленные 12 стеклянных стаканов. Келейник иеродьякон Иринарх 31 мая 1720 г. сдавал по описи казначею Донского монастыря очень много посуды умершего архимандрита Лаврентия. Иеродьякон остался келейником и у следующего настоятеля Иерофея. Очевидно, по его поручению Иринарх брал деньги у дворецкого грузинской царевны Дарьи. 27 сентября 1696 г. из казны обители выдали 1 руб. 37 коп. по росписи келейника иеродьякона Иоанна. Столько келейник израсходовал личных денег архимандрита на покупку яблок для царевны и при покупке лошадей для монастыря. Этот же келейник 24 июля 1696 г. взял из монастырской казны 10 руб., но для иконописца Р. Спиридонова за написание икон в монастырский иконостас. 19 мая 1699 г. келейник иеродьякон Иоанн, вооружившись огнестрельным оружием, поехал в Кирилло-Белозерский монастырь. Возможно, это была деловая и паломническая поездка. Очевидно, келейники, как и другие монашествующие, сопровождали архимандритов в их дальних поездках. Это примеры непосредственной деятельности настоятельских келейников, а до этого ключников. Вместе с ними по мере необходимости к обслуживанию архимандритов привлекали и иных старцев. Так 13 марта 1696 г. из монастырской казны 1 руб. 20 коп. получил иеродьякон Мефодий. На такую сумму своих денег он купил в келью архимандрита цитворового корня и семян. А в 1716 г. и может быть в 1711 г. посуду настоятельской кухни хранил пономарь монах Исайя. После него за эту посуду отвечал дворецкий архимандрита.¹³⁵Пока шла речь о более или менее привилегированных постах служебных чернецов внутри обители. Но Донской монастырь являлся состоятельным духовным феодалом, у которого имелись собственные владения и приписные монастыри. Во все приписные обители руководители Донского монастыря назначали по своему усмотрению из числа братии Донского монастыря наместников и строителей, то есть властей приписных монастырей. Нередко туда из Донского монастыря направляли на постоянное или временное пребывание рядовых иноков и служителей. Для управления всеми крупными вотчинами Донского и даже некоторыми вотчинами приписных монастырей власти Донского монастыря тоже назначали монашествующих, иногда сразу по несколько человек посельских старцев, строителей, начальников. Порой во владения посылали на разные сроки одновременно монашествующих и служителей Донского монастыря. Руководителями приписных монастырей и представителями Донского монастыря в его угодьях являлись иеромонахи, иеродьяконы и простые монахи. Права и обязанности у них были совершенно одинаковые, независимо от наличия или отсутствия сана священнослужителя. Главной задачей управителей приписных монастырей и монастырских вотчин являлось защита интересов Донского монастыря, заботиться о его доходах. Наместники, строители, посельские старцы руководствовались в своей деятельности инструкциями властей Донского монастыря и им во всём подчинялись. Смещали их с должности также власти Донского монастыря. Причины отстранения в источниках указываются крайне редко.

Иконописца иеродьякона Мефодия в начале 1697 г. послали в приписной Железноборовский монастырь строителем, а монаха Иринарха казначеем. С ними же поехал на долгий срок слуга Донского монастыря С.И. Нелюбин. Иеромонаха Донского монастыря Мартирия в феврале 1707 г. назначили наместником Жиздринского монастыря вместо уволенного иеромонаха Макария. Через месяц власти Донского монастыря почему-то решили сменить только что поставленного наместника, который, видимо, не успел ещё принять имущество и документацию у своего предшественника и составить новые переписные книги. На место отстранённого Мартирия послали строителем Жиздринского монастыря монаха Афанасия. Вдвоём они составили новую опись монастырской собственности и скрепили её своими подписями. Казначеем Шаровкина монастыря в январе 1719 г. был иеромонах Авраамий, а в июне монах Игнатий.¹³⁶ На продолжительные сроки Донской монастырь регулярно назначал посельских чернецов, начальников, строителей в свои вотчины, в которых монастырь заводил собственное хозяйство (пашни, огороды, сады, пруды, мельницы, рыбные ловли, скотные дворы). Доверенные властей Донского монастыря нужны были в таких владениях для организации производства, постоянного присмотра, поддержания порядка, сбора податей и отправки их в монастырь, регистрации монастырских податей, повинностей и долгов крестьян, наблюдения за выполнением государственных повинностей. Причём, в таких угодьях как село Сокольи горы, село Рождественское, село Покровское, сельцо Раменки всегда находилось по два-три инока. Один из них являлся строителем или начальником. Он руководил работой подчинённых ему старцев, крепостных крестьян, постоянных и временных работников, которых сам нанимал. По несколько монашествующих должны были постоянно находиться в самой отдалённой вотчине Донского монастыря на реке Каме в Казанском уезде. Там монастырь имел рыбные ловли, перевозы, село Сокольи горы, в котором монастырь основал даже свой филиал Введенскую пустынь. Так что среди тех, кого посылали из Донского монастыря в это владение непременно были и монахи священнослужители. Из Донского монастыря в 1695 г. направили строителем вотчины в Казанский уезд монаха Димитрия, а казначеем у рыбных ловель тогда же там был монах Спиридон. 26 января 1697 г. строителем в Сокольи горы определили монаха Зоровавеля. Всего через девять месяцев ему на перемену отправили монаха Филимона. Ещё до отъезда Зоровавеля в январе 1697 г. в казну Донского монастыря приняли 227 руб. всего от монаха Димитрия и стряпчего А.Н. Гомоницкого. Двумя годами ранее в казну тоже приняли деньги с казанской вотчины, но со сданных на оброк ловель. Деньги отдали монах Филимон и слуга Донского монастыря Ф. Рагозин. Строителем села Сокольи горы с 27 февраля 1702 г. стал бывший ризничий Донского монастыря иеродьякон Спиридон. Вероятно, это тот Спиридон, который в 1695 г. был казначеем у рыбных ловель в той же вотчине.¹³⁷ Поблизости от Донского монастыря на юго-западе современной Москвы располагалось монастырское сельцо Раменки, Посевьево тож. Пустошь Раменки, в конце XVIIст. преобразованную в сельцо, тогда же превратили в мощный многопрофильный хозяйственно-рекреационный центр Донской обители. Оно имело очень важное значение для монастыря. Там было самое обширное и разностороннее собственное монастырское хозяйство. Там находились пашня, огород, плодовый сад, конюшня, молочная ферма, пасека, птичник, рыбные пруды, мельница, каменная плотина на речке Раменке, житницы и сараи для хранения сельскохозяйственной продукции и инвентаря. Поэтому в Раменках постоянно жило и работало по несколько посельских старцев и монастырских служебников. Каждый из них имел определённые обязанности. К тому же Раменки служили местом отдыха монастырских властей, где они иногда принимали важных визитёров. Для монастырских начальников и посельских иноков там содержались специальные кельи. Раменским главой в конце XVII в. являлся иеромонах Пахомий. Ему по указанию архимандрита 28 ноября 1700 г. выдали из монастырской казны пару пистолетов с боекомплектом для охраны монастырской собственности. Ещё ранее 1 мая 1699 г. раменский посельский монах Димитрий взял в Донском монастыре карабин «для сторожи монастырских житниц», а 2 ноября того же года иеромонах Пахомий привёз из Раменок этот карабин и сдал в монастырскую казну. 17 мая 1700 г. из монастырской казны выдали 50 коп. главе сельца на потребности монастырского двора и на покупку семян для огорода. Раменский монах Киприан Кривой 8 июня 1700 г. купил в ямской слободе много капустной рассады, а 18 мая 1696 г. раменский и рождественский посельские старцы купили семена огурцов и моркови для посева в монастырских огородах. 27 мая 1699 г. монастырь купил сеть и отдал её раменскому монаху Димитрию ловить рыбу. Очевидно, посельский монах Роман в 1698 г. взял и отвёз из Донского монастыря в Раменки 500 штук кирпича. Посельский монах Харлампий 3 июля 1725 г. купил за 20 коп. 50 прибойных гвоздей для перекрытия монастырских житниц в Раменках. 24 июля 1724 г. монастырь купил две косы и отдал раменскому посельскому монаху Ионе Глаголевскому. Раменский посельский монах Филипп 30 августа 1724 г. получил в Донском монастыре 36 аршин холста на мешки – носить солод из под овина и с мельницы. Раменские посельские старцы и служебники регулярно доставляли в Донской монастырь продукты питания и получали из монастыря для себя необходимое продовольствие и корм для домашней птицы. Посельские чернецы тех монастырских вотчин, в которых имелись монастырские мельницы (сельцо Раменки, сельцо Борево), следили за состоянием мельниц, плотин и других построек, за работой мельников, собирали деньги и муку с лиц, моловших зерно на монастырских мельницах. Когда монастырские мельницы выходили из строя, посельские старцы возили молоть монастырское зерно на чужие мельницы. Помимо посельских монахов в монастырские владения по мере необходимости направляли из Донского монастыря на время ещё монашествующих для помощи и ускорения сбора податей с тяглецов и доставки их в обитель, на строительные и иные хозяйственные дела. Так же поступали, когда вотчинами управляли светские приказчики. Вне всякого сомнения, знатоком строительного ремесла оказался иеромонах Никита. Он руководил в 1691 г. сооружением мельницы в Раменках (так записано в расходной книге). Но, видимо, Никита возглавлял все строительные работы в сельце. Как раз в то время развернувшиеся там широким фронтом. Без опыта этого иеромонаха не могли обойтись в самой обители, где продолжалось возведение внушительной ограды и ряда кирпичных гражданских зданий. Иначе трудно понять почему Донской монастырь 1 ноября 1691 г. купил ему на одежду песцового меха и сукна за девять рублей. Эта сумма больше годового оклада иеромонахов. Дополнительная натуральная или денежная награда выдавалась монастырём только за какие-то особые заслуги.¹³⁸ Начальником купленного Донским монастырём в концеXVII ст. села Покровского власти определили иеромонаха Иосифа. 25 июня 1697 г. ему из казны выдали два рубля на наём работников. До него строителем этого угодья был монах Филимон. 11 декабря 1696 г. этому строителю выдали из казны четыре рубля на приобретение мельничных жерновов.¹³⁹ Шефом купленного обителью в конце XVII в. села Рождественского являлся иеромонах Феофан. Человеком он был увечным (ходил на костылях), но, по-видимому, деятельным. В противном случае его бы не поставили во главе подмосковной вотчины. 28 июня 1695 г. этот иеромонах взял из монастырской казны 20 коп., чтобы отдать их своему посельскому иноку Филимону. Посельский же истратил столько личных денег во время поездки в лес за брёвнами. 13 марта 1696 г. иеромонах Феофан получил из казны 2 руб. для себя, потому что в предшествовавшем году он на столько купил пчёл в село Рождественское. 14 августа 1699 г. Донской монастырь купил сеть и лодку и отослал их в Рождественское ловить рыбу. Посельский рождественский монах Афанасий в 1718 г. тратил личные средства на помол монастырского хлеба, покупку семян для огорода, соли, рыбы, конопляного масла, горшков, кувшинов, починку замка, дал местному священнику, который приходил к нему с иконой для поздравления по случаю праздника.¹⁴⁰ Посельским старцем села Троицкого, бывшего владения упразднённого приписного Жиздринского монастыря, в 1725 г. был иеродьякон Донского монастыря Варлаам Любимов. Под его контролем монастырский приказчик и целовальники продавали монастырскую пеньку, чтобы они не утаили от монастыря часть денег. При участии и учёте посельского иеродьякона расходовали монастырское зерно.¹⁴¹ За изучаемый период количество монастырских владений и приписных монастырей менялось. Это отражалось на количестве и функциях посылавшихся из Донского монастыря монашествующих и служителей. Когда в самом начале XVIII в. вновь обрёл независимость приписной Железноборовский монастырь, туда, естественно, больше никого из Донского монастыря не посылали, а ранее направленных лиц отозвали обратно. То же самое произошло, когда Донской монастырь в конце XVII ст. продал своё село Покровское, и в начале XVIII в., когда государство отобрало у обители владения в Казанском и Смоленском уездах. Но в 10^е и 20^е годы XVIII в. перестали действовать два приписных монастыря, а их угодья стали собственностью Донского монастыря. Одновременно к Донскому монастырю правительство приписало один монастырь и отдало ему часть владений упразднённого Андреевского монастыря. Разумеется, власти Донского монастыря отослали туда своих представителей.¹⁴²

Многие монашествующие Донского монастыря разных рангов вели довольно подвижный образ жизни. Они нередко уезжали за пределы Донского монастыря: сопровождали властей в поездках, выполняли различные их поручения в приписных обителях, в собственных владениях монастыря и иных местах, покупали необходимые для монастыря товары, порой в отдалённых районах, переселялись в приписные монастыри, а подчас и в другие обители. Причины поездок и особенно переходов насельников Донского монастыря на постоянное проживание в приписные монастыри в источниках указываются лишь изредка. Чаще всего данный вопрос остаётся открытым, в первую очередь это касается простых чернецов. Возможно, иногда таким образом, их наказывали за какие-либо проступки, так как годовые оклады монашествующих Донского монастыря превышали жалованья в приписных монастырях. Монах Селивёрст вместе с наместником Донского монастыря 1 марта 1698 г. приезжал в Тихонову пустынь. Власти Донского монастыря 14 декабря 1698 г. послали в туже пустынь иеродьякона Мефодия для разбирательства челобитной крестьян на наместника Гервасия. А инока Димитрия 2 ноября 1691 г. отрядили в Видогощский монастырь ловить рыбу. Иеромонах Анкиндин 12 апреля 1701 г. отпущен в Видогощский монастырь по просьбе его наместника иеромонаха Иосифа, так как там не было священника. Менее понятно почему власти Донского монастыря 11 июля 1697 г. отослали иеромонаха Пахомия жить в крупный Железноборовский монастырь. Видимо, иеромонах переезжал на нескольких подводах со всем своим скарбом. Этой мерой власти, может быть, пытались укрепить влияние Донского монастыря в приписном монастыре, в котором многие тогда открыто выражали недовольство зависимостью от Донского монастыря. Где-то в самом начале XVIII в. власти Донского монастыря направили конюшенного иеромонаха Ливерия в отдалённую новосильскую вотчину для какого-то монастырского дела, вооружив его карабином. Ещё одного конюшенного иеродьякона Димитрия в апреле 1708 г. послали в село Рождественское для управления вотчинными делами. Возможно, это означало, что его назначили посельским старцем. Трудно объяснить почему столяр и резчик Донского монастыря монах Паисий в 1701, 1702 годах значился в числе братии Тихоновой пустыни. Может быть для него в начале XVIII ст. не оказалось в Донском монастыре работы по специальности. К концу XVII в. закончили возведение иконостаса и всю внутреннюю отделку нового собора, а в Тихоновой пустыни в начале XVIII ст. воздвигали храм.¹⁴³

Несколько обособленное положение в Донском монастыре занимали клиросные старцы или как их чаще именуют в источниках крылоские, крылошане. Под этими терминами понимались и иеромонахи, и иеродьяконы, и псаломщики и другие иноки, обладавшие хорошими вокальными данными. Их возглавляли уставщики, головщики, конархисты. Без клиросных чернецов не обходились церковные службы, тем более что среди них всегда имелись монахи священнослужители, которые, очевидно, и задавали тон в этой прослойке монашествующих. Они же регулярно поздравляли со значительными праздниками настоятелей Донского монастыря в их кельях. Ездили клиросные с поздравлениями в приписные обители, хотя, видимо, редко и в уменьшенном составе. Клиросные иноки Донского монастыря выезжали вместе с властями на торжественные царские, патриаршеские богослужения и в другие монастыри, а также с праздничными поздравлениями к важным персонам. Мы можем это утверждать на том основании, что в Донской монастырь приезжали «славить» с праздниками клиросные других монастырей, иерархов, певцы светских особ. Донской монастырь не мог оставлять без ответов такие визиты и не поддерживать распространённый обычай феодальной России. К тому же обитель славилась певцами. Не случайно из Донского монастыря в первой четверти XVIII ст. часто брали «голосистых» монашествующих в Петербург в придворный Александро-Невский монастырь. Естественно, что клиросным Донского монастыря платили там, куда они ездили. Когда клиросные Донского монастыря «славили» у себя в монастыре, то им за это платили из монастырской казны. Так в 1708 г. выдали 1 руб. 50 коп. своим «крылошанам» уставщику иеромонаху Иерониму «с товарищи».¹⁴⁴ Важной хозяйственной деятельностью занимались конюшенные или конюшие старцы. Ими являлись иеромонахи, иеродьяконы и монахи. Они наблюдали за состоянием конных дворов, содержавшимися там лошадями, кормами для них, сбруей, различными повозками, всевозможным инвентарём. Всё это они учитывали, записывали в особые книги. Если появлялась нужда и возможность, то ездили за необходимыми покупками, ремонтировали инвентарь сами или кто-либо другой по усмотрению властей, лечили, подковывали лошадей. Конюшенные братья сохраняли и выдавали для различных поделок, вероятно, в первую очередь для конюшни, купленное железо. Его коллега монах Дионисий 16 и 18 марта 1696 г. купил много тележных колёс и телегу. Конюшенный иеромонах Иоасаф в январе 1698 г. взял из монастырской казны 30 коп. на покупку лекарств для коней. Конюшенный Филимон 9 марта 1702 г. за 14 руб. 45 коп. купил два стога сена на монастырский конский двор для корма монастырских лошадей. Он сам платил деньги и ездил за сеном в далёкую вотчину стольника И.В. Корочарова в деревню Дубну. Филимон привёз 33 воза в Донской монастырь и 11 возов оставил на монастырском дворе в селе Рождественском. Естественно, конюшенный один не мог перевезти такое количество сена, но в документе больше ни о ком не упоминается. Конюшенный монах Иоиль в 20^е годы XVIII ст. чуть ли не каждый день что-то покупал, привозил в Донской монастырь. 5 мая 1722 г. он купил много препаратов для лечения лошадей. 6 октября 1724 г. Иоиль приобрёл за 18 коп. две железные скребницы чесать лошадей. Он же 1 ноября 1725 г. за 1 руб. 43 коп. купил стан колёс и 18 кг. железа для монастырских поковок, а 21 ноября купил и привёз в Донской монастырь воз угля. Конюшенные выполняли различные приказания монастырских властей как хозяйственные, так и административные. Подчас далёкие от сферы их прямых обязанностей. Иеромонах Каллист в апреле 1705 г. возглавлял бригаду из четырёх монастырских служителей (слуга В.С. Коробов, кузнец, казённый и церковный сторожа), которая описала двор и пожитки убитого монастырского стряпчего А.Н. Гомоницкого. А конюшенный монах Иоиль в 1708 г. расследовал обстоятельства побега из Донского монастыря заключённого. Филимон в мае 1702 г. в подмосковном монастырском сельце Бореве руководил строительством мельницы. Хотя в этом владении находился посельский инок. Но он, по всей вероятности, не обладал достаточным опытом в такого рода делах. По указанию отца Антония 4 мая 1701 г. конюшенный чернец Афанасий купил на рубль яблоней почечных для посадки в монастырском саду. 26 августа 1724 г. монах Иоиль за 60 коп. купил четверик крупитчатой муки для настоятеля, а 8 октября приобрёл проволоку, крючки и изразцы для переделки печей в братских кельях.¹⁴⁵

Заметными фигурами в Донском монастыре были житенные черноризцы. Эту должность исполняли иеромонахи, иеродьяконы и монахи. Они ведали приёмом, учётом, хранением, расходованием зерна, муки, солода, семян овощей, видимо, и самих овощей, посевом и посадкой зерновых и овощных культур, уборкой урожая, наймом сезонных работников, возможно, обработкой земли в самом монастыре и поблизости от него. Житенные выдавали из лабазов продукты питания на братскую и настоятельскую кухни, монастырским служителям, посельским старцам, наёмным работникам, для приготовления кваса, пива, для декоративных монастырских птиц. Всё это они записывали сами или кто-либо другой под их наблюдением в специальные книги и тетради. Житенный иеродьякон Никон в 1719 г. вёл книгу расходования монастырской муки, «тетрат записную», в которой отмечал выдачу конопли, круп овсяных и гречневых для монастырских павлинов и кур. Житенный инок Аристарх Поспелов делал отметки в книге расходования муки, крупы, гороха, конопли, солода на братскую и архимандритскую кухни. Писал книгу кто-то другой. Житенным старцем обители в 1691 г. был иеромонах Венедикт, а на рубеже XVII-XVIII веков – монах Пахомий. 5 и 8 мая 1699 г. купили и отдали Пахомию семена огурцов, свёклы, моркови. Сам монах 25 августа 1700 г. взял из монастырской казны 60 коп. и раздал их десяти наёмным работникам. Которых, по-видимому, он же и подрядил жать монастырский овёс. 16 апреля 1701 г. купили на 86 коп. связку чеснока, семена свёклы и репы и отдали житенному для посадки в монастырский огород. Пахомий 18 июня 1701 г. купил за полтора рубля и привёз в обитель три четверти ячменя, который посеяли в огород за монастырём. Житенным монахам тоже приходилось заниматься делами не связанными с их должностью. Так Пахомий в феврале-марте 1698 г. принял 100 000 кирпичей, привезённых в Донской монастырь из монастырских сараев для возведения монастырской ограды. Он пересчитывал и укладывал доставленный кирпич и этим самым участвовал в строительстве ограды.¹⁴⁶По роду занятий к житенным старцам близко стояли огороденные монахи. Они отвечали за огороды в самом монастыре и поблизости от него, покупали, хранили, выдавали посевной и посадочный материал разнообразных культур, которые возделывались в монастырских огородах. Может быть огороденные чернецы даже подчинялись житенным или они взаимодействовали друг с другом. Иначе было бы дублирование одного и того же вида хозяйственной деятельности.¹⁴⁷С житенными старцами постоянно контактировали монашествующие нескольких разрядов так или иначе связанных с питанием членов общины, в том числе гумённые. Но в отличие от житенных такая должность в Донском монастыре, вероятно, существовала лишь в конце XVII в. Поэтому о круге обязанностей гумённых известно совсем мало. Гумённый монах Серафим 9 апреля 1685 г. взял из монастырской казны 30 коп. на покупку каких-то семян.¹⁴⁸Должность просвиряка в монастыре имелась постоянно. Монахи просвиряки пекли просвиры. Они же хранили, покупали компоненты для выпечки просвир, инвентарь и всё необходимое для работы. Монах Аввакум при пострижении в начале XVIII в. получил службу – печь просвиры. Возможно, до пострижения он был поваром. 11 апреля 1701 г. из монастырской казны выдали 5 коп. просвиряку монаху Клементию на покупку подситка. Просвиряк инок Игнатий 22 января 1722 г. получил из казны 21 коп. на покупку сальных свечей – печь просвиры. По всей вероятности, чёрную работу по выпечке просвир выполняли послушники. Так 15 сентября 1696 г. монастырь дал 3 коп. наёмному работнику, «что рубил дрова просвиряку». И просвиряки занимались трудом не по профилю своей должности. Просвиряк Серафим подрядился изготовить для обители невод длинною 60 саженей.¹⁴⁹Хлебенные и поварённые монашествующие образовывали в обители две тесно взаимосвязанные самые большие части служебных чернецов. Их всегда насчитывалось по несколько человек, тогда как на большинстве остальных поприщей одновременно трудилось по одному старцу (кроме воротенных). Правда, безошибочно установить точное количество хлебенных и поварённых послушников и найти ясную границу между их функциями не каждый раз возможно. Эти категории в источниках чётко не выделяются, должности не всех служебных иноков указываются, чернецы нередко переходили (или их переводили) из одной группы в другую. Составители документов, видимо, не придавали серьёзного значения тому, кого к какой категории отнести. Обязанности у них были схожие, а денежные оклады одинаковые. Да и в списки братии Донского монастыря по разным причинам вносили порой не всех членов общины. В них часто не числились вновь принятые люди, многим из которых в первую очередь назначали послушание в хлебню и на кухню. Тем не менее, в ряде случаев удалось со значительной степенью достоверности подсчитать количество тех и других. 11 марта 1696 г. в монастыре было пять хлебенных и три поварённых чернецов, в первой половине 1701 г. – соответственно пять и два, 4 июля 1702 г. – шесть и три, 18 февраля 1707 г. – по три, в феврале 1716 г. – семь и три, 20 января 1719 г. – шесть и четыре, 13 января 1722 г. – шесть и три, 3 июня 1723 г. – шесть и пять.¹⁵⁰Помимо значительного количества иноков в хлебне, на братской и настоятельской кухнях, в трапезной постоянно было занято немало служебников и временных работников. И это естественно. Многолюдный Донской монастырь не мог обходиться без еды, а следовательно и без труда хлебенных и поварённых иноков и светских лиц. Представляется, что усилия чернецов и бельцов как ни в какой другой сфере жизни обители неразрывно переплетались в процессе организации монастырского питания. Хлебенными и поварёнными старцами в основном являлись простые монахи и только изредка иеромонахи и иеродьяконы. Среди хлебенных и поварённых существовало разделение по видам работ, а, возможно, ещё и специализация по приготовлению различных блюд и очерёдность по графику. Это зависело от авторитета в братской общине, квалификации, работоспособности монашествующих. Во главе и хлебенных, и поварённых братьев находились начальники. Слово «начальник» применялось в конце XVIIв., а в первой четверти XVIII ст. исчезло из обихода, но должность, наверняка, сохранилась. Кто-то из них должен был оставаться старшим. У хлебенных это место, возможно, занял хлебодар. Начальники или старшие хлебенных и поварённых старцев контролировали и направляли работу других монахов, светских поваров и работников, заботились об учёте и сохранности продуктов питания, столовой и кухонной посуды, инвентаря, доставляли в монастырь продукты и всё необходимое для питания и работы. По всей вероятности, они же являлись и хорошими специалистами своего дела. 14 декабря 1695 г. хлебенному начальнику монаху Киприяну из казны выдали 36 коп. на покупку сит и решёт. Хлебодар монах Харлампий 5 марта 1725 г. купил много различной кухонной посуды. 21, 29 июля и 5 октября 1725 г. он возил из монастыря на аминьевскую мельницу молоть ячменный солод и рожь. Монах Харлампий 19, 22 июля и 1 августа того же года привёз в Донской монастырь из Раменок ржаной солод и пшеничную муку. У хлебодара имелся особый хлебенный чулан. Он смотрел за выпечкой монастырского хлеба, его раздачей и сохранностью. Поварённым начальником в монастыре 11 марта 1696 г. служил иеромонах Ефрем. 23 июня и 18 июля 1724 г. для братии купили по две белуги и отдали «к расходу» уставщику иеромонаху Паисию. Получается, что даже человек, занимавший почётное место в иерархии обители был причастен к приготовлению трапезы. Основная же масса хлебенных и поварённых старцев непосредственно участвовала в приготовлении пищи. Не случайно их было в обители довольно много. Им регулярно выдавали для работы что-то вроде спецодежды – рукавицы. Для каждодневного потребления всех монашествующих, временных работников, части служителей, важных гостей они выпекали хлебобулочные изделия, готовили еду. Все виды черновой, физической работы наравне с бельцами лежали на плечах хлебенных и поварённых черноризцев. Монашествующие этих категорий ещё покупали посуду и инвентарь необходимые для работы, завозили в монастырь из вотчин продовольствие. Перешедший в Донской монастырь в начале XVIII в. старец сообщал, что по повелению архимандрита «тружтаюся в хлебне, хожу на выти». Кухарный чернец в 1715 г. в челобитной монастырским властям писал: «у онои кухарнои работы будучи у огня платьишком и обувью обжегся и обносился». 19 марта 1695 г. монастырь купил за 35 коп. сапоги новопостриженному иноку Феофилу, «что работает в поварни». 10 мая 1699 г. купили за 12 коп. медный половник в братскую поварню и отдали поварённому брату Клементию. Хлебенный монах Климент 10 апреля 1685 г. взял из монастырской казны 30 коп. на покупку сита, лопат, рукавиц. Кухарный инок Захарий 2 марта 1719 г. купил кухонный инвентарь. Чернец Боголеп, очевидно, хлебенный в марте-мае 1725 г. неоднократно привозил в монастырь из сельца Раменки ячменный и овсяной солод и иные «монастырские припасы». Согласно царскому указу монастырские власти 19 февраля 1703 г. вменили в обязанность хлебенным монахам собирать золу для государства. «Кухарнай» старец Карион 9 сентября 1694 г. взял из монастырской казны 15 коп., чтобы купить рыбу в келью настоятеля. Хлебенные и поварённые монашествующие выполняли поручения и не связанные с родом их постоянной деятельности. 7 января 1695 г. хлебенный начальник монах Киприян принял из казны 10 коп., чтобы купить лекарство монастырским лошадям.¹⁵¹Самая тяжёлая и грязная работа в Донском монастыре выпадала на долю той части монашествующих, которая не имела до пострижения никакой специальности и не приобрела её в обители, выходцев из беднейших слоёв общества. Их власти при пострижении в первую очередь назначали в хлебенные и поварённые чернецы. Ну кем мог стать в монахах бедный старик мукосей Донского монастыря Р. Григорьев? Разве что тем же мукосеем, только одетым в монашеское облачение и выполнять подобную малопривлекательную работу. Он в 1693 г. умолял архимандрита о бесплатном пострижении и клялся, что будет «рад трудится до конца живота своего» на монастырские власти и братию.¹⁵² Бывали случаи, что власти переводили в хлебенные и поварённые старцы в качестве наказания за различные прегрешения. Инока-жулика Герасима Рогожина, сначала назначили житенным, а потом кухонным. 6 октября 1724 г. бывший гость купил на 16 коп. лука и соли для засолки братской капусты.¹⁵³ Помимо обязательной работы на монастырь рукодельные насельники могли в своё свободное время заниматься каким-либо выгодным для себя ремеслом. Возможно, хлебенный чернец Клементий был бондарем и изготовлял бочонки. Донской монастырь 1 октября 1701 г. купил у него два бочонка за 6 коп.¹⁵⁴ Маловероятно, чтобы монах перепродал обители ранее купленные им бочонки. Хотя и в монастырской жизни всё могло происходить. Деятельность трапезных старцев была тесно связана с функциями хлебенных и поварённых иноков. Да и хлебня, братская кухня и трапезная размещались в одном здании или в непосредственной близости друг от друга. Основную работу в трапезной, несомненно, выполняли хлебенные и поварённые иноки и бельцы. Донской монастырь имел постоянно по одному трапезному, который в одиночку не мог, конечно, накормить всех монастырских едоков. Очевидно, главным занятием трапезного старца являлось организация самого церемониала монастырского застолья, поддержание порядка во время трапезы, сохранение и учёт монастырских столовых приборов и посуды, а также контроль за гигиеническим состоянием помещения. Дорогостоящая по тем временам разнообразная медная и оловянная посуда в мае 1711 г. была переписана и отдала в «охранение» трапезному Филарету.¹⁵⁵Чашники Донского монастыря в своей деятельности близко соприкасались с хлебенными, поварёнными, трапезными старцами. Они хранили, учитывали, приобретали компоненты для приготовления алкогольных и безалкогольных напитков и, очевидно, хранили и выдавали напитки, а также соответствующую посуду, тару. Под их же ведением находились монастырские соль, рыба, капуста и другие соления. Всё это чашники содержали в помещениях с ледниками. Создаётся впечатление, что часть функций чашников идентична обязанностям гвоздарей. На них возлагались выработка, хранение и выдача монастырских напитков. Чашник Феофан 2 декабря 1695 г. купил полтора пуда хмеля для изготовления медового напитка. 27 ноября 1701 г. купили пуд хмеля за 1 руб. 30 коп. и отдали чашнику старцу Лариону. Чашник Корнилий 8 октября 1690 г. сдал в монастырскую казну 4 руб. дрожжевых денег. Он или продал излишние монастырские дрожжи или наоборот не смог их купить. Чашник Рафаил Плешивый 1 марта 1725 г. купил за 96 коп. четыре пуда соли, а 24 сентября того же года приобрёл за 1 руб. 13 обручей ясеневых на капустные чаны. Ризничий иеродьякон Николай 5 января 1725 г. купил соль, а 21 декабря 1724 г. купил соль и снетки и отдал их к расходованию чашнику Рафаилу. Видимо, должность чашника была довольно обременительной, а может и соблазнительной. Во всяком случае, чашники в конце XVIIв. и в начале XVIIIст. часто менялись. Чашники выполняли обязанности и не свойственные их должности. Чашник Пахомий в январе 1721 г. вместе с монастырским конюхом А. Лебедевым принимал у подрядчика известь и камень для строительства в Донском монастыре каменного здания.¹⁵⁶Воротенные старцы Донского монастыря ежедневно в строго определённое время открывали и закрывали ворота и калитки, смотрели за порядком на территории монастыря, за входящими в монастырь и выходящими из него, не пропускали в обитель посторонних в неурочное время. Они являлись сторожами, постоянно и круглосуточно находившимися при исполнении служебных обязанностей около ворот. Монастырь регулярно обеспечивал их рукавицами. Жили воротенные старцы в кельях, размещавшихся при воротах.¹⁵⁷Полагаю, они были людьми с повышенными физическими кондициями. В Донском монастыре всегда, чаще днями, находились сторожа трапезные, церковные и в казённой келье. Как правило, ими являлись бельцы, но иногда и монахи. 10 июля 1701 г. церковным охранником значился чернец Логин.¹⁵⁸Часовенные старцы или часовики, часоводы ухаживали за монастырскими часами, ремонтировали и заводили их. Они же нередко сами изготовляли и покупали запасные части, инструменты, предметы ухода за часами. Работой своей они занимались повседневно. Им, как и другим монашествующим, постоянно занятым физическим трудом, монастырь выдавал рукавицы или деньги на их приобретение. Иногда монастырь выплачивал часовенным деньги сверх положенного оклада, но, по всей вероятности, за работу не входившую в их обязанности. Естественно, должность часовенного могли занимать только люди знакомые со слесарным делом. Нередко они владели этим ремеслом до пострижения в иноки. Суздалец бедный и беспомощный часовой мастер В. Козмин в декабре 1696 г. подал архимандриту Донского монастыря челобитную о пострижении, он заявил, что «рад работать у богородицы и впредь». Несомненно, в монастыре он стал часовенным. Двадцатилетний сын церковного сторожа Донского монастыря Степан постригся в Донском монастыре в 1716 г. Он и до пострижения, и после пострижения был в монастыре часоводом – заводил часы, контролировал их ход. 27 июня 1696 г. монастырь выдал 27 коп. часовику монаху Серафиму «что водит часы», на покупку медной проволоки, верёвок к гирям, квашенинного сала для смазывания часов. Часовенный Киприан 7 октября 1700 г. получил из монастырской казны 6 коп. на покупку квашенинного сала, а 23 октября того же года ещё 10 коп. на покупку железной проволоки и 1 коп. – ремней к часам. 7 апреля 1701 г. ему выдали 26 коп. на покупку железной проволоки к перечасным колоколам и деревянного масла для смазки часов. 13 марта 1702 г. купили за 34,5 коп. 23 сажени, ворванного каната на гири для часов и отдали часовенному Киприану. Одновременно купили за 4 коп. рукавицы и отдали ему же, так как он «часы заводит». Часовником монастыря некоторое время являлся иеродьякон Варнава, принятый в обитель в 1723 г. А в 1724 г. он ушёл «собою» в Новоспасский монастырь.¹⁵⁹

Строительство в конце XVII ст. в Донском монастыре нового собора и его иконостаса неизбежно вызвало потребность в большом количестве икон. Они ещё нужны были для обновления прежнего собора, для настоятельских покоев да и чуть ли не для каждого монастырского помещения, а также для подношений многочисленным важным гостям и влиятельным особам. Это в свою очередь заставило монастырь привлекать в братскую общину монахов иконописцев и старцев знакомых с художественно-малярным, столярно-резным, строительным делами. Именно в конце XVII ст. и в самом начале XVIII в. в монастыре жило несколько иноков художников и полуремесленников указанных профессий. Упоминаний о них в документах за последующие два десятилетия XVIII в. почти не встречается. Правда, может быть часть монахов иконописцев, которые в конце XVII в. находились и работали в Донском монастыре, не являлись членами его братского сообщества. Так как не всем им выдавали денежные оклады, полагавшиеся каждому монашествующему. Но с другой стороны Донской монастырь платил всем черноризцам за проделанную конкретную художественную работу наравне со светскими лицами. Тогда же в Донском монастыре имелись особые иконописные и столярная кельи, в которых трудились собственные и наёмные умельцы. Какая-то часть художественных, малярных, резных и строительных работ в указанный период в Донском монастыре выполнялась силами своих старцев и служителей. Но основной объём работ, несомненно, производили посторонние специалисты. Естественно, монахи-художники и те из монахов, которые разбирались в живописи, резьбе, строительном деле, технологических процессах оценивали, контролировали работу подряжавшихся художников, позолотчиков, резчиков, столяров, плотников, покупали для них, выдавали им все необходимые материалы. По-видимому, редко кто из монашествующих занимался в монастыре исключительно творческой деятельностью. По-видимому, редко кто из монашествующих занимался в монастыре исключительно творческой деятельностью. Чаще всего они выполняли специфически монастырские обязанности и только какие-то часы отводили художественным занятиям. Примером этого служит уже упоминавшийся монах Мардарий, который одновременно являлся ключником, будильником и иконописцем. Он многократно называется в документах, даже в одном и том же, то иконописцем, то по должностям. Не всегда возможно определить, когда Мардарий выполнял обязанности ключника, а когда выступал как художник. Он был очень деятельным служебным монахом и плодовитым художником. Его келья-мастерская служила местом работы ему и светским иконописцам. 29 июня 1699 г. Мардарию обитель выдала 14 коп. на покупку красок. Он писал Донскую икону с евангелистами для поднесения царевичу Алексею Петровичу. Столь ответственный заказ могли доверить лишь опытному мастеру. Донской монастырь 19 марта 1700 г. «взял» за 75 коп. у иконописца Мардария пять богородичных икон для поднесений. 14 марта 1701 г. обитель у него же «взяла» за 60 коп. три подносные богородичные иконы, а 9 октября 1701 г. купил у ключника-художника за 40 коп. ещё две такие же образа. В марте 1705 г. монастырь купил 15 иконных досок и отдал Мардарию, чтобы он написал подносные богородичные иконы. Мардарию выдали из монастырской казны по 50 коп. 20 и 28 июля 1697 г. на покупку красок, олифы для «иконного письма в церковь» (скорее всего для иконостаса нового собора). Иконописец-ключник 17 сентября 1700 г. купил на 25 коп. золота, очевидно сусального, для светского художника Григория Рожка, который писал для архимандрита икону Иоанна Богослова. Через два с лишним месяца Мардарий взял себе из монастырской казны 28 коп., заявив, что он уже купил на такую сумму своих денег различные краски тому же иконописцу на ту же икону. У ключника-иконописца Мардария в келье в 1705 г. какой-то художник писал подносные богородичные иконы монастырскими красками, на монастырских досках и, очевидно, под наблюдением хозяина кельи. Сам монах не только писал иконы, но и выполнял текущие малярные работы. 22 марта 1700 г. монастырь купил на 8 коп. краски и олифу, чтобы Мардарий выкрасил ступеньки перед главной иконой в новом соборе. 25 июля 1699 г. и 29 мая 1701 г. он красил оконные рамы церквей, а 12 мая 1702 г. – балясины настоятельских покоев.¹⁶⁰ Вероятно, талантливыми художниками были монахи иконописцы Мирон и Николай. Они писали за крупную сумму в июне 1698 г. образа в новый собор. Старец Николай в октябре 1697 г. писал иконы в особой иконописной келье. Чернец Гервасий в июле-августе 1695 г. расписывал иконостас в алтаре нового собора. Этот иконописец 16 июля 1695 г. купил и привёз в Донской монастырь много красок, сурика, белил для росписи того же иконостаса. Иконописью занимались в обители в конце XVII ст. иеродьякон Мефодий и иеромонах Мелентий. Может быть писал иконы и казначей иеромонах Антоний. У него (уже бывшего казначея) 12 июля 1700 г. монастырь купил за 15 коп. подносную икону. Клиросный инок Серафим в августе 1700 г. расписывал монастырский шкаф, а в июне 1697 г. левкасил доски под роспись в церковные окна (очевидно, для ставней). 19 декабря 1696 г. ему выдали из казны 6 коп. на краски, чтобы выкрасить архимандритские сани. С 1701 г. Серафим значится иеродьяконом, но своё полухудожественное ремесло не оставлял. 6 июля 1702 г. иеродьякон получил от монастыря 1 руб. 20 коп. за то, что настоятельские кельи обил полотном, которое покрыл левкасом.¹⁶¹ Только одного чернеца Донского монастыря Паисия в документах конца XVIIв. несколько раз именовали «столяром», «столярного дела мастером». Тогда под этими терминами имели ввиду и столяров, и резчиков. Что конкретно делал в обители старец Паисий мне неизвестно. Но он просто не мог не принимать участия в создании грандиозного резного иконостаса нового собора Донского монастыря. Для оформления интерьера церкви ещё изготовлялись и другие резные предметы и детали, в частности царское и патриаршее места. 11 июля 1696 г. Донской монастырь купил у Паисия за 2 руб. набор инструментов и ему же отдал их для различных монастырских резных и столярных дел. Даже один факт покупки дорогостоящего инструмента у него и для него доказывает, что чернец Паисий работал в обители по специальности. К тому же отцы монастыря дополнительно материально вознаграждали старца за труд. Правда, в перечне монашествующих Донского монастыря 1696 г. Паисий числился хлебенным, но денежного оклада почему-то не получил. Маловероятно, чтобы в документе имелся ввиду какой-то другой брат Паисий, потому что ни в одном источнике конца XVIIст. я не встретил упоминаний о ещё одном монахе Паисии среди братии Донского монастыря. К концу 1699 г. в монастыре были завершены основные резные и столярные работы по устройству интерьера нового храма, то миновала и надобность в специалистах и мастерских. Монах Паисий оказался в приписной Тихоновой пустыне. Здание, являвшееся в монастыре столярной мастерской, 4 августа 1700 г. названо бывшей столярной кельей. Эту келью передвинули на новое место для другого использования.¹⁶²

Отцы обители к крупным строительно-ремонтным работам всегда привлекали монашествующих. Имевшие нужную специальность и опыт выполняли квалифицированную работу. Другие занимались черновым трудом. Иноки учитывали, хранили строительные материалы и инструменты, следили за всем строительно-ремонтным процессом.¹⁶³ Некоторые факты участия чернецов Донского монастыря в строительных работах в обители и её владениях уже приводились. Известно также, что старец Панкратий в январе 1685 г. принимал участие в сооружении монастырской мельницы в одной из монастырских вотчин. Иеродьякон Серафим в июле 1709 г. участвовал в строительстве и отделке кельи архимандрита. Монашествующие ремонтировали свои кельи сами или нанимали мастеров, но в обоих случаях деньги за ремонт платил монастырь. Псаломщик монах Викентий 16 октября 1724 г. купил всё необходимое для переделки изразцовой печи в келье, в которой жили он и другие старцы. Этот же псаломщик 1 ноября 1724 г. купил за 33 коп. свинца и олова на починку 14 оконниц братских келий. А 20 января 1725 г. купил за 50 коп. связку стекол для оконниц церковных и братских келий. Пономарь Герасим 10 октября 1701 г. получил из монастырской казны 5 коп. за починку двух окон пономарской кельи. Герасим был мастеровым человеком. 21 февраля 1700 г. пономарю выдали из казны 45 коп. на покупку меди, из которой он сделал ящик для культовых надобностей. Пономарь участвовал и в изготовлении какого-то иконостаса, который поставили на престол. На эти цели ему купили 8 июня 1700 г. два фунта олова. Герасим 21 августа 1695 г. отлил в монастыре медный сосуд.¹⁶⁴

Род занятий в монастыре части служебных иноков, по-видимому, в значительной мере определялся профессиями и специальностями, имевшимися у них до пострижения. Логично предположить, что своё мирское занятие они не оставляли и в монашестве, если позволяло здоровье и это нужно было обители и им самим. Обращает на себя внимание то, что в документах конца изучаемого периода стали особо отмечать владеет ли каким ремеслом кандидат в братскую общину. Очевидно, власти Донского монастыря при формировании контингента монашествующих по возможности учитывали и профессии поступавших. Кузнецом в монастыре мог остаться пятидесятилетний кузнец Донского монастыря Исайя, постригшийся в 1710 г. под именем Иеремии. Скорее всего, то же самое произошло с другим кузнецом Донского монастыря И.П. Воиновым, постригшемся до 1714 г. в приписном Шаровкином монастыре. Сорокадвухлетний портной И.С. Кудрявцев в 1714 г. в челобитной о пострижении заявил архимандриту, что «до конца жизни моей во всяком послушании, повиновении, обещаюся со всеусердием работать елико господь немощи моеи поможет». По приказу властей в 1713 г. постригли московского золоторя Данилу в приписном Шаровкине монастыре, где в то время отделывали интерьер церкви. Профессиональные певцы Г.Ф. Дубняцкий и И.В. Подвинский после пострижения в Донском монастыре в 90^е годы XVII ст. наверняка стали клиросными.¹⁶⁵

Подчас монастырские власти давали рядовым служебным чернецам ответственные задания. 11 марта 1716 г. они послали уже знакомого нам монаха Герасима Рогожина в Казань к губернатору и другим местным правительственным должностным лицам, чтобы он попытался вернуть отобранные государством у монастыря село и рыбные ловли на реке Каме. Снарядили обоз из нескольких подвод. Сопровождал инока монастырский слуга и, несомненно, несколько конюхов, хотя о них в документах не упоминается. Но бывший гость гостиной сотни не только отнёсся халатно к выполнению важной для монастыря миссии, но даже встал на преступный путь. Разоблачил плутовство Герасима Рогожина ездивший с ним слуга. Монастырские власти заставили старца возместить нанесённый обители материальный ущерб, но репутация его оказалась подорванной. Очевидно, за это же деяние Герасима Рогожина дважды арестовывали по усмотрению правительственных органов. Между арестами ему доверили лишь стеречь монастырский огород, потом он был житенным и кухонным. Являясь, по-видимому, житенным старцем, Герасим с 23 января по 5 февраля 1724 г. отвозил в город Юрьев-Польский слугу Донского монастыря А. Лебедева. При подушной переписи выяснилось, что слуга являлся посадским человеком этого города и монастырь обязан был вернуть его на прежнее место жительства.¹⁶⁶ Монахам Донского монастыря Максиму и Филимону в августе 1697 г. доверили расследовать обстоятельства ограбления крестьян приписного Шаровкина монастыря и оказать им помощь.¹⁶⁷

Естественно, монашествующие участвовали при пострижениях новых иноков и приёмах монахов, переходивших из других монастырей, а также в организации и церемониях похорон умиравших своих собратьев. Монашествующие учитывали, распределяли, распродавали личное имущество скончавшихся старцев, расходовали их деньги на приобретение всего необходимого для погребения и поминовения. Монахи собирали денежные подаяния прихожан в пользу монастыря. Этих кружечных старцев монастырская администрация часто сменяла, видимо, не надеясь на их честность.¹⁶⁸

Встречаются в источниках известия и об индивидуальных занятиях чернецов Донского монастыря. Старец Иван переплетал монастырские церковные книги, а монах Николай Гамалей переписал сборник нот для церковного пения. За такую работу они в августе 1697 г. от обители получили особую плату.¹⁶⁹

Крупная монашеская община Донского монастыря функционировала в неразрывной связи с деятельностью служителей и временных работников. Лишь вместе они составляли единый, целостный организм. Я уже неоднократно указывал образцы такого взаимодействия, которые позволяют сделать подобное заключение. Аналогичных примеров, когда монашествующие и светские монастырские люди многие дела совершали вместе или в разное время, но одинаковую работу, можно немало привести и ещё. Иеромонах Антоний, видимо, тогдашний казначей Донского монастыря и монастырский слуга С.И. Нелюбин в январе 1696 г. купили за 1 руб. 80 коп. вязиги у кадашевца И.С. Грошина. Руководители обители в январе 1697 г. послали рядового инока Иринарха вместе с монастырским подьячим Т.П. Воиновым в приписной Железноборовский монастырь усмирять взбунтовавшихся старцев, слуг и крестьян. Вооружённый конный отряд из монастырских слуг и конюхов возглавил в конце XVIIст. казначей монастыря, чтобы догнать греческих монахов и отнять у них украденные монастырские паникадила. Отцы обители, да и многие рядовые братья не совершали выезды за пределы монастыря в одиночку не только из-за этикета, но и потому, что лошадьми управляли возницы, конюхи. Властей помимо монахов сопровождали и охраняли монастырские слуги. Кто и сколько конкретно – зависело от цели и дальности выездов. Если поездки властей, в первую очередь архимандритов, были дальними, то снаряжался целый обоз из нескольких подвод с запасами продовольствия, посуды, одежды, боеприпасов. Охраняли такой обоз служители, вооружённые огнестрельным и холодным оружием. Монашествующие всевозможные административные и хозяйственные поручения выполняли с помощью монастырских подьячих, слуг, работников. Документы не всегда прямо говорят о том, что кто-то помогал им в осуществлении каких-либо мероприятий. Но из характера, размера, тяжести проделанной работы ясно, что без помощи бельцов монашествующие не могли обойтись. Так постоянно в источниках встречаются сведения о покупках монашествующими больших партий рыбы, икры, дров, сена, соли и других товаров и о привозе их в монастырь. Но уже из размеров покупок видно, что один человек физически не в состоянии столько привезти в монастырь. Реже в документах упоминается, что покупку перевозили монастырские конюхи на нескольких повозках. Следовательно, монашествующие только возглавляли, контролировали торговые операции, расходовали общинные деньги. Не могли чернецы в одиночку доставлять в Донской монастырь из владений крупные партии продовольствия, фуража. То, что все монастырские служители и временные работники трудились на монастырь, само собой разумеется. Иначе Донской монастырь просто не стал бы их содержать. Пока обращалось внимание лишь на примеры совместной деятельности монашествующих и бельцов. Конечно, у монастырских служителей имелось много различных обязанностей. Уже приведённые факты говорят о прочных связях Донского монастыря с мирскими людьми и светской жизнью. Они же служат дополнительным подтверждением трудовой деятельности самих монашествующих.¹⁷⁰

Я рассмотрел обязанности всех категорий, групп и даже некоторых отдельных членов братской общины Донского монастыря и можно подвести итоги. Монашеская община по роду занятий была весьма неоднородной, делилась на несколько разрядов. Непреодолимого рубежа между группами монашествующих не существовало. Функционировала монашеская община в тесном контакте со светскими лицами. На пользу братской общины трудились практически все монашествующие, выполняя определённые постоянные обязанности и различные поручения властей Донского монастыря. Самой разноликой категорией являлись служебные монахи, которые в свою очередь подразделялись на ряд частей. Большинство должностей служебных иноков имелось в монастыре постоянно, другие появлялись и исчезали. На таких видах деятельности, которые требовали специальной подготовки, опыта, особого доверия со стороны властей и всей общины монашествующие могли находиться подолгу. На тяжёлых, неквалифицированных видах труда монахи часто менялись. Но с одной малопривлекательной работы их нередко переводили на подобную же. Необходимо констатировать, что в Донском монастыре соблюдался монастырский устав, согласно которому все поступавшие в монашескую общину давали настоятелям обещание не только постоянно молиться, но и беспрекословно подчиняться властям, исправно выполнять возложенные на них обязанности, трудиться на монастырь «усердственно», «без всякие лености», «тружатца до своеи смерти».¹⁷¹ Эти обязательства не были пустыми словами или устоявшимся формуляром. Они претворялись в жизнь, несмотря на имевшиеся отклонения от монастырских правил.

Реальные условия пребывания насельников в Донском монастыре можно установить, выяснив не только то, что они давали обители, что они делали в монастыре, но и то, что они получали от монастыря.

Штат общины Донской обители комплектовался из двух сегментов: монашествующих и светских служителей. Обе фракции коллектива были неразрывно взаимосвязаны. Не было бы иноков – не мог бы существовать институт монастырских служителей. Но и без гражданских работников вряд ли полноценно функционировал бы крупный монастырь. Каждый сектор выполнял свои обязанности. Взаимоотношения между ними бывали не всегда безоблачными, как и внутри обеих половин общины. Перепутать старцев и гражданских лиц невозможно. Иноки постоянно ходили в рясах, мантиях, головных уборах строго регламентированных покроя и цвета (преимущественно чёрного). Служащие надевали одежду и головные уборы произвольных фасонов и колеров. Монашествующие жили в обители, а светские в монастырской служней слободе или в иных местах. Некоторые холостые служебники и послушники, проходившие испытание перед пострижением проживали в обители.

Настоящая работа посвящена только черноризцам. С одной малопривлекательной работы их нередко переводили на подобную же. Необходимо констатировать, что в Донском монастыре соблюдался монастырский устав, согласно которому все поступавшие в монашескую общину давали настоятелям обещание не только постоянно молиться, но и беспрекословно подчиняться властям, исправно выполнять возложенные на них обязанности, трудиться на монастырь «усердственно», «без всякие лености», «тружатца до своеи смерти». Эти обязательства не были пустыми словами или устоявшимся формуляром. Они претворялись в жизнь, несмотря на имевшиеся отклонения от монастырских правил. Реальные условия пребывания насельников в Донском монастыре можно установить, выяснив не только то, что они давали обители, что они делали в монастыре, но и то, что они получали от монастыря. Важно знать, чем и как оценивался в обители труд монашествующих, как они питались, одевались, обувались. У меня не имеется ни единого документа, в котором бы последовательно излагались условия жизни и быта хотя бы одного из иноков. Тем не менее, в источниках немало отдельных упоминаний об этом, что позволяет в общих чертах воссоздать картину. За изучаемый период чернецы Донского монастыря получали от обители денежную плату, питание и проживание. Все остальные личные расходы старцы производили из собственных доходов. Каждому насельнику гарантировался фиксированный годовой денежный оклад. Размеры финансовых вознаграждений зависели главным образом от принадлежности к категории монашествующих и от должности. Персональные ставки некоторых старцев ярко отражали их реальный вес в братской общине. По-видимому, смысл разделения старцев на категории заключался в разграничении и рода их деятельности, и размеров получаемого ими жалования. Вопрос о денежных платежах монашествующим Донского монастыря оказался весьма важным для выяснения политики государства по отношению к обителям. Как раз в этом деле очень рельефно проявилось резкое изменение позиции правительства к монастырям в начале XVIIIв. Самую верхнюю ступеньку общинной структуры занимал настоятель, который и получал наиболее крупный годовой оклад – 20 руб. Ставка архимандритов оставалась неизменной с 1690 г. по 1724 г. Более ранних сведений нет. Но по распоряжению правительства глава Донского монастыря с 1700 г. по 1721 г. вообще не получал никакого денежного содержания. И только в 1724 г. государство разрешило выдать властям обители из монастырской казны годовые оклады за 1723 и 1724 годы. Воспользовавшись этим указом, архимандрит Иоаким ухитрился взять по 20 руб. не только за эти два года, но ещё и за 1722 г. Причём, за 1722 г. Донскому монастырю пришлось выплатить двойной оклад настоятелей. В 1722 г. монастырь внёс в синод 20 руб. за назначение Иоакима архимандритом Донского монастыря.¹⁷² Годовой денежный доход наместников в конце XVIIв. составлял 9 руб. (в два с лишним раза меньше, чем у настоятелей). С 1700 г. наместникам не платили никакого жалования. Когда же в 1724 г. государство разрешило выдать монастырским властям оклады за два года, тогда наместника в Донском монастыре не имелось.¹⁷³ Казначеи ежегодно получали по 8 руб. Оклад казначеев точно известен с 1695 г. 23 декабря 1724 г. казначей монах Варлаам «взял себе» из монастырской казны 8 руб. за 1724 г. Ставка казначеев не зависела от того являлись ли они священнослужителями или нет. На казначеев Донского монастыря не распространился государственный запрет конца XVII в. о не выдаче жалования монастырским властям. Свои 8 руб. они регулярно получали в первой четверти XVIIIст. В этом отношении казначеи приравнивались к служебным чернецам.¹⁷⁴ У иеромонахов существовала градация в годовых окладах, зависевшая от должности и степени участия в богослужениях. К тому же на протяжении 90^х годов XVII в. прослеживается тенденция к уменьшению их ставок. Оклады иеромонахов уставщиков за 90^е годы XVII ст. не менялся и составлял 7 руб. Иеромонахи головщики (ими могли быть и иеродьяконы) получали в год по 6 руб. Им оставили ставку, которую до понижения имели все иеромонахи Донского монастыря. Остальные иеромонахи за 1690/91 год получили от 2,5 руб. до 6 руб. Столь резкая разница в окладах иеромонахов и ряда других старцев объясняется несколькими причинами. Это чаще всего неполный год проживания в обители или пребывания в должности. Некоторым монашествующим часть оклада или целиком выдавали авансом. Бывали случаи, когда монастырские власти удерживали часть окладов старцев, чтобы компенсировать ущерб нанесённый монастырю. По списку 11 марта 1696 г. иеромонахи получили из монастырской казны от 1 руб. 82 коп. до 6 руб. А по списку 1701 г. все иеромонахи, которые пели на клиросах, должны были получить по 5 руб. (шестирублёвых ставок уже не стало), а которые не пели – по 4 руб. Небезынтересно отметить, что 13 марта 1695 г. годовые оклады за 1694/95 год большинству иеромонахов, всем иеродьяконам, наместнику, казначею выплатили не употреблявшимися тогда в обороте в России золотыми червонными, а остальным обычными для того времени серебряными деньгами.¹⁷⁵ Аналогичное положение было и с годовыми денежными окладами иеродьяконов. За 1690/91 год один иеродьякон получил 4,5 руб., а остальные четверо по 5 руб. За 1695/96 год им выдали от 1 руб. 59 коп. до 4 руб. 32 коп. Свыше 4 руб. получил только один иеродьякон. В списке 1701 г. указаны одинаковые годовые ставки 11 иеродьяконов – по 4 руб. и одного иеродьякона – 4,5 руб. Но это был «выезжий» иеродьякон, который ездил с архимандритом на самые ответственные богослужения вне Донского монастыря. Пятирублёвых окладов для иеродьяконов уже не существовало. С 1700 г. иеромонахи и иеродьяконы окладов из монастырской казны не получали.¹⁷⁶ Монахи-церковнослужители: пономари и псаломщики относились к категории служебных чернецов. Их годовые оклады за 90^е годы XVIIст. также понизились. За 1690/91 г. два пономаря получили по 4 руб., а с 1695/96 г. оба пономаря стали получать по 3 руб. годового жалования. И по списку 1701 г. три пономаря должны были находиться на трёхрублёвом ежегодном окладе. В этом документе впервые выделены в отдельную группу три псаломщика. Все они, а в их числе был иеромонах Максим, имели трёхрублёвый оклад, как пономари и все остальные служебные иноки. Однако государство лишило с 1700 г. годовых окладов и монахов – церковнослужителей. Вообще монахи – церковнослужители занимали двойственное положение в братской общине. По роду основных занятий они ближе стояли к монахам – священнослужителям – помогали им при богослужении, поэтому перестали получать годовые оклады из монастырской казны. По реальному положению, в том числе по размеру денежных окладов, их не случайно относили к служебным старцам.¹⁷⁷ О годовом окладе ризничего Донского монастыря мне встретилось известие только однажды, в списке 1701 г. – 5 руб. С 1700 г. они окладов не получали. Своеобразие положения ризничих проявлялось не только в их занятиях, но в повышенном окладе по сравнению с другими служебными насельниками и в отмене этого оклада.¹⁷⁸ Когда государство ввело в монастырях должность инквизитора, то позаботилось и о их денежном обеспечении. 5 августа 1725 г. архимандрит Иоаким распорядился на основании указа Петра I выдать из монастырской казны инквизитору 6 руб. – двойной годовой оклад служебного инока.¹⁷⁹ Служебные старцы имели значительную разницу годового оклада за 1690/91 г. – от 1 руб. до 4 руб. Но большинству из них выдали по 2-3 руб. За 1694/95 г. оклады этой категории, включая посельских старцев, до значительной степени нивелированы. Преобладали трёхрублёвые оклады. Только двум инокам выдали по 2 руб. и одному 1,5 руб. Хотя в последнем случае составитель расходной книги, вероятно, забыл приписать, что ему выдали за полгода. Тоже самое было в 1695/96 г. – большинство служебных чернецов получили трёхрублёвый годовой оклад. Лишь «приказных дел» монаху Зоровавелю выдали 5 руб. Но его как по роду деятельности, так и по размеру жалования правильней отнести к монастырским властям. «Начальник» монастырского села Покровского получил 4 руб. «Поваренный начальник» иеромонах Ефрем за год получил 2 руб. Трём старцам выдали по 25-30 коп. (но это часть окладов). Не могли иметь столь низкие годовые оклады будильник, хлебодар и просвиряк. Да и по более ранним и поздним документам известно, что будильник получал в год по 3 руб. За 1700 г. 21 служебный чернец получили одинаковый оклад по 3 руб. и лишь посельский иеродьякон и часовик по 2 руб. Но, может быть, это часть оклада. Естественно, тем монашествующим, которые прожили в монастыре менее года, выдавали по расчёту за прожитые месяцы и дни. Согласно списку 1701 г. всем служебным монахам устанавливался единый трёхрублёвый годовой оклад. Это правило действовало на протяжении всей первой четверти XVIII в. На служебных иноков не распространялось правительственное распоряжение о запрещении выдавать из монастырской казны годовое жалование (кроме тех, которые были связаны с богослужением). Размер годового оклада служебного монаха не зависел от того имел ли он сан священнослужителя или нет, был ли он начальником на каком-либо участке хозяйственной деятельности или нет. В этом отношении все служебные насельники оказались равными. Возможно, какая-то часть монахов – священнослужителей Донского монастыря в первой четверти XVIII ст. переходила в категорию служебных из-за гарантированного твёрдого годового вознаграждения. К окладам таких групп служебных монахов, как хлебенные, поварённые, воротенные, часовенные монастырь выдавал даже надбавки на покупку рукавиц, если они их не получали от обители.¹⁸⁰ Больничным старцам монастырь также выплачивал годовое жалование. За 1690/91 г. больничный иеромонах получил 2 руб. и два монаха по 1 руб. 25 коп., за 1694/95 г. два больничных старца получили по 1 руб., за 1695/96 г. трое получили по 1 руб. и один – 1 руб. 30 коп. С конца XVII в. всем больничным инокам установили рублёвый годовой оклад (в 20 раз меньше оклада архимандритов). Но и этот оклад больничные старцы получали только до первых лет XVIIIст. В последующие годы первой четверти XVIII в. монастырь, очевидно, по собственному усмотрению отказал им в выдаче жалования.¹⁸¹

Деньги на выплату окладов монашествующим монастырь до конца XVIIв. получал от государства. Правительство царевны Софьи 30 июня 1688 г. выдало через приказ большой казны 300 руб. «зажилого против дач прошлых лет» архимандриту Донского монастыря и братии на платье и свитки на 1687/88 г. 7 сентября 1689 г. уже новый настоятель Антоний получил те же 300 руб. на 1688/89 г. Пётр I сначала вдвое уменьшил ежегодную ругу Донскому монастырю. По 150 руб. обитель получала ежегодно от государства на оклады монашествующим до 1698/99 г. После этого царь вообще отменил монастырю эту ругу. С тех пор монастырь стал из собственных доходов наделять деньгами иноков. Но доходов этих было не очень много, да и государство распорядилось не выдавать оклады уже названным привилегированным группам монашествующих. Настоятели Донского монастыря взывали к правительству о материальной помощи. 6 ноября 1701 г. Монастырский приказ по челобитью архимандрита Антония выделил 50 руб. на раздачу зажилых денег братии и служителям. Но это из сборов приказа со слободы Донского же монастыря. Из Монастырского приказа монастырь в начале XVIII в. несколько раз получал деньги. Донской монастырь в первой четверти XVIII в. обязательно выдавал оклады своим служебным инокам, занимавшимся хозяйственными делами, независимо от того получал ли он деньги от государства или нет.¹⁸² Необходимо уделить должное внимание на источники получения денежных окладов монашествующими Донского монастыря. До конца XVII в. годовыми окладами всех старцев наделяло правительство. Перестав это делать, оно уже стало распоряжаться доходами самой обители. Роль государства и в том, и в другом случаях в жизни Донского монастыря было решающей. Получается, что до коренного перелома в политике Русского государства в вопросе о выдаче денежного жалования старцам Донского монастыря, существовало аналогичное положение с послесекуляризационным периодом. Важнейшая разница заключалась в том, что Екатерина II отобрала у Донского монастыря вотчины, установила в нём твёрдый штат насельников и выделила на их содержание строго определённую сумму денег. А предшественники Петра I и наделяли Донской монастырь вотчинами, приписывали к нему монастыри и выдавали фиксированную сумму на зажилое жалование чернецам. То, что монашествующим требовались деньги, это неоспоримо. Да и частнопредпринимательская психология людей феодальной Руси, видимо, подталкивала их к приобретательству. Возможности для этого имелись даже внутри монастырских стен, несмотря на преграды, создававшиеся монастырскими уставами. Предпринимательские инстинкты не затухали в казалось бы аскетической среде братской общины. Секрет удовлетворения приобретательских наклонностей монашествующих заключался в наличии побочных доходов для значительной части из них. Если бы не имелось других источников получения денег у иноков, то государство вряд ли полностью запретило выдачу гарантированных окладов большой группе старцев, в которую входили практически все занимавшие влиятельное положение в монастыре. Тогда бы сложилось парадоксальное состояние, при котором те, кто до отмены окладов находился в общине в лучшем материальном положении оказались бы в худшем по сравнению со служебными и даже больничными иноками. Такого произойти не могло, хотя по финансовому достоянию наиболее привилегированной части чернецов обители был нанесён очень чувствительный удар. Надо думать, что правительство сознательно решилось на отмену денежных окладов тем монашествующим, у которых косвенные доходы, возможно, превышали оклады. Во всяком случае, эти доходы не могли быть совсем маленькими. Об этом государство, конечно, знало. Однако сейчас даже приблизительно определить размеры дополнительных денежных доходов старцев Донского монастыря невозможно, так как они фиксировались в сохранившихся монастырских источниках лишь эпизодически. А персональные финансовые документы вряд ли кто из рядовых старцев вёл. Да и личная документация монашествующих, кроме властей, в монастыре, по-видимому, не хранилась. Если бы у настоятелей Донского монастыря не имелось дополнительных прибылей, то после отмены годовых окладов в начале XVIIIв., они бы обеднели. Эта мера пришлась на время управления монастырём архимандрита Антония. Он ещё мог скопить какую-то сумму собственных денег. А его преемник Лаврентий из монастырской казны, очевидно, не получил в качестве жалования ни одного алтына за весь пятнадцатилетний период пребывания на этом посту. И должен был умереть полунищим. Однако архимандрит жил и скончался отнюдь не бедным. Он завещал монастырю крупную сумму на возведение каменного здания, давал Донскому монастырю деньги взаймы. Всё это не от скудности средств. Настоятель Антоний в 1698 г. тоже одолжил обители на время собственных 59 руб. Я уже указывал, что нередко через руководителей в монастырь поступали вклады от различных лиц. Иногда имена вкладчиков и истинные размеры вкладов знали только настоятели. Маловероятно, чтобы в таких бесконтрольных условиях даже очень порядочный человек всегда обносил собственный карман. Да и лично архимандритов вкладчики, несомненно, не обделяли. Порой пожалования и монастырской братии проходили через настоятелей. При этом что-то могло и задержаться в их руках. 18 сентября 1694 г. из монастырской казны отнесли 10 руб. архимандриту Антонию, чтобы он отдал их схимонаху Никону вместо милостыни И.С. Кирилловой в память о её муже схимонахе Иове (бывшем удумном дьяке Я.А. Кириллове). Такая запутанная система передачи вкладов открывала широкие возможности для злоупотреблений. Личным добром умиравших старцев больше других в обители распоряжались власти. При этом себя очень трудно обделить. Одним из источников дополнительных доходов властей Донского монастыря служили подарки или «подачи» членов царской семьи. Щедрее других оказалось покровительница монастыря царевна Екатерина Алексеевна. Так 17 марта 1701 г. от неё преподнесли «подачу» архимандриту, наместнику и казначею. Что конкретно им дали мне неведомо, но вполне могли быть и денежные суммы. 15 февраля 1701 г. архимандрита одарила чем-то царица Марфа Матвеевна. Настоятель получал подарки от патриарха Адриана в январе и феврале 1700 г. Возможно, это были вещи ценные в церковном и материальном отношении. Подарки властям Донского монастыря доставляли не так уж редко. Только странно, что людей, которые преподносили эти дары властям, награждали монастырскими деньгами. Завуалированной формой дополнительного получения монастырских денег властями являлось их выдача родственникам властей. Из монастырской казны 15 июля 1697 г. получил 20 коп. «Миколка», племянник архимандрита Антония, когда его отпустили в город Киев. 6 июля 1696 г. выдали «милостыни» 5 руб. по приказу настоятеля его брату священнику Иоанну, который приезжал в монастырь из Волынской земли. По распоряжению архимандрита 10 марта 1694 г. дали 3 руб. сестре наместника на дорогу, когда она отправлялась на Украину. Наместнику Арсению 5 августа 1695 г. выдали из казны 1 руб. «на дело печи во дворе сестры ево». Как будто у Донского монастыря не было собственных забот. Власти действовали в таких случаях, по-видимому, по принципу – своя рука владыка, так как монастырские деньги в таких размерах получали только родственники. Безусловно, родственники и других старцев навещали их в Донском монастыре или жили неподалёку, но записей о выдаче им монастырских денег я не встретил. Видимо, остальные иноки наделяли родных собственными деньгами. Одним из путей получения властями личных денег являлось их участие в праздничных, поминальных, заупокойных богослужениях в разных местах, во всевозможных церемониях. Как правило, за это платили. Они же были духовными отцами богатых особ, которые благодарили властей различными подношениями. Все расходы старцев Донского монастыря любого ранга, связанные с выполнением ими постоянных обязанностей и временных поручений (питание, корм лошадям, ночлеги, ремонт транспортных средств, переправы, пошлины и другие) нёс монастырь. Когда же монашествующие Донского монастыря приезжали в приписные монастыри, то и там им, видимо, в первую очередь властям, выдавали деньги. 1 марта 1698 г. из казны Тихоновой пустыни дали на дорогу наместнику 2 руб., а сопровождавшему его старцу Сильвестру 30 коп. Так что иноки из служебных поездок подчас извлекали выгоду. Если чернецы тратили личные деньги на монастырские нужды, эти затраты возвращались им из монастырской казны. Но чтобы расходовать собственные деньги на общинные цели, надо их иметь. Водились средства и весьма значительные у наместника монастыря Филарета, хотя монастырского оклада он не получал. Из казны Донского монастыря в 1716 г. бывшему наместнику выплатили 9 руб. 31 коп., так как он в период отсутствия в монастыре казначея издержал на монастырские надобности столько своих денег.¹⁸³

Своеобразно отреагировали в Донском монастыре на запрет правительства выдавать годовые оклады монахам священно – и церковнослужителям. Деньги-то им продолжали выдавать, но не из общемонастырской казны, а из возникшей ещё одной, церковной казны. Вследствие этого в Донском монастыре в первой четверти XVIII ст. существовало две книги прихода и расхода денег. Все денежные окладные и часть неокладных доходов и расход этих денег, в том числе на годовые оклады служебным братьям и казначеям, записывались в традиционные приходно-расходные книги монастыря. Часть неокладных доходов и их расход фиксировался во вновь образовавшихся приходно-расходных книгах церковных денег. А до этого все денежные потоки монастыря записывались в одной книге. Суммы церковных денег складывались из вкладов на поминовения умерших и на религиозные потребности, из приношений богомольцев. Иногда заводились ещё временные, дополнительные книги, в которых отмечалось расходование какого-либо крупного вклада. 28 ноября 1711 г. в Донской монастырь поступил вклад – 100 руб. на поминовение тверского архиепископа Каллиста. Поэтому появилась и особая «тетрать», в которой записан расход этого вклада. Вёл эти книги или «тетрати» сначала ризничий Донского монастыря, а впоследствии казначей. Из этих-то церковных денег черпались средства для выдачи монахам священно – и церковнослужителям в первой четверти XVIIIв. Но это уже не чётко определённые регулярные должностные оклады, а выплаты, зависевшие от размеров поступлений на указанные цели. К тому же эти деньги расходовались и на покупки свеч, ладана и иных вещей, необходимых для богослужения. Между той и другой казной имелись контакты. Когда денег не имелось или не хватало в одной казне, по приказу настоятелей их могли брать из другой. Архимандрит Лаврентий в марте 1716 г. распорядился выдать 44 руб. церковных денег за дрова, купленные для монастыря, так как в монастырской казне денег не оказалось. 16 марта 1722 г. произошёл обратный случай. Монастырь купил за 45 коп. ручных восковых свеч для чтения псалмов, поскольку в то время церковных денег в приходе не было.¹⁸⁴

Конечно, монахи- священно- и церковнослужители получали за поминовения, за заупокойные службы не только в первой четверти XVIII ст., но и в конце XVIIв. Однако тогда это являлось дополнительным заработком к их окладам. Причём, все монашествующие нередко имели доходы от похорон и поминовений как посторонних лиц, так и собственных собратьев. Размеры получаемых денежных вознаграждений зависели от величины вкладов, рангов старцев и доли участия в церемониях. За большие вклады богатых людей чернецы получали крупные пожалования. Так иеромонахи (видимо, три человека) Сергиевского придела старого собора, в котором погребён схимонах Иов (бывший думный дьяк), за 1696/97 г. еженедельно получали на троих за его поминовения по 30 коп., а клиросный и пономарь по 5 коп. каждый. У первых это было выше годового оклада, у вторых чуть ниже.¹⁸⁵ Клиросные или крылошане это значительная часть тех же священно- и церковнослужителей. Кроме поминальных они постоянно получали «славленные деньги», то есть за торжественные поздравления в келье архимандрита с рождеством, а, возможно, и ещё с какими-либо праздниками. Славили монашествующие Донского монастыря и в приписных обителях – тоже за деньги. Так как вместе с клиросными в конце XVIIв. и в самом начале XVIII ст. архимандрита славили царские, патриаршеские священники и певчие, за что и их награждали монастырскими деньгами, то уместно предположить, что и клиросные Донского монастыря ездили поздравлять царскую семью, патриархов и их окружение и возвращались в обитель не с пустыми руками. После перенесения столицы в Петербург и в результате реформ Петра I архимандритов Донского монастыря славили почти всегда свои клиросные. Это и обходилось гораздо дешевле. Но иногда по старому обычаю вместе с клиросными архимандритов славили соборные и архиерейские певчие. Славленные деньги для клиросных в первой четверти XVIII в. стали ощутимым подспорьем для личных доходов. По суммам выдач славленных денег можно судить и о материальном достатке самого Донского монастыря. Из монастырской казны 25 декабря 1695 г. отнесли архимандриту Антонию 15 руб. на раздачу славленникам верховым певчим, патриаршим и своим иеромонахам и крылошанам. 25 декабря 1701 г. отнесли в Келью настоятеля 10 руб. на раздачу славленникам государевым, патриаршим певчим и монастырским священникам и крылошанам. 25 декабря 1700 г. монастырь выдал славленных 3 руб. на рождество уставщику Донского монастыря иеромонаху Пахомию с крылошанами «на собор против прежних лет». Значит одним клиросным Донского монастыря полагалось по 3 руб. за рождественские поздравления. В 1717 г. выдали тоже 3 руб. славленных денег собственным иеромонахам и клиросным. А в 1716 г. выделили славленных 3 руб. 23 коп., но это и клиросным Донского монастыря, и певчим соборным и архиерейским. Но в первой четверти XVIII в. нередко славленные деньги выдавались во вдвое уменьшенном размере. А о выплатах таких сумм как 10-15 руб. мне неизвестно. Казна обители в то время оскудела. По приказу архимандрита Лаврентия 3 января 1719 г. дали 1,5 руб. клиросным Донского монастыря, которые славили на рождество в 1718 г. в его келье. И эти-то деньги выдали с опозданием. 25 декабря 1719 г. клиросные получили в срок, но только 1,5 руб. И в 1708 г. монастырь дал славленных тоже 1,5 руб. своим клиросным-уставщику иеромонаху Иерониму «с товарищи». Правда, ещё 25 декабря 1685 г. монастырь наделил крылошан двумя рублями. Но тогда и монашествующих в монастыре находилось меньше, чем в последующее время. Ризничий Донского монастыря иеродьякон Спиридон 20 января 1701 г. получил славленных 2 руб. из казны Шаровкина монастыря. Клиросные 9 марта 1722 г. обедали в келье архимандрита. Может быть эта трапеза состоялась ради знакомства с новым главой Иоакимом и для поздравления его со вступлением на должность.¹⁸⁶

Своеобразной формой дополнительного получения денег монашествующими являлось продажа ими личного имущества Донскому монастырю. Причём объектами продажи становились самые разнообразные, подчас неожиданные вещи. Иеромонах Геннадий 3 апреля 1695 г. продал обители за 6 руб. лошадь. 16 января 1697 г. монастырь купил за 2 руб. 30 коп. у чернеца Спиридона мерина, на котором он приехал из казанской вотчины. У иеромонаха Ливерия монастырь приобрёл 25 октября 1700 г. за 1 руб. 80 коп. седло. 3 июля 1702 г. монастырь купил за 25 коп. стол в казённую келью у ризничего иеродьякона Иакова. Иеродьякон Никодим 24 сентября 1696 г. продал обители за 60 коп. шитый золотом и серебром пояс. Этот пояс монастырь поднёс думному дьяку Г.Ф. Деревнину, который приезжал в Донской монастырь. 11 марта 1699 г. монастырь купил за 60 коп. псалтырь у трапезного инока Гедеона. У хлебенного монаха Клементия монастырь 1 октября 1701 г. купил за 6 коп. два бочонка. Возможно, инок сам делал бочки. Просвиряк монах Серафим в 1700 г. «подрядился» неизвестно за сколько изготовить для монастыря невод. У столяра монаха Паисия монастырь 11 июля 1696 г. купил 27 долот и дорожники за 2 руб. 12 июня 1700 г. монастырь купил за 7 коп. оконницу у отставного казначея иеромонаха Антония, которая не пригодилась в окно его кельи. Ровно через месяц у него приобрели за 15 коп. подносную икону. У ризничего старца Герасима 25 апреля 1705 г. монастырь за 2 руб. купил икону в окладе, которую архимандрит преподнёс местоблюстителю Стефану Явонскому.¹⁸⁷ Приведённые факты свидетельствуют о том, что старцам было что продавать монастырю. Какая-то частная собственность у них сохранялась. Непонятно только зачем инокам нужны были личные лошади. Получается странная картина взаимоотношений между братской общиной, являющейся монастырём, и насельниками различных рангов, образующими эту общину. Каждый член коллектива стремился получить от собратьев личную выгоду. Вполне вероятно, что монашествующие оказывали друг другу какие-то платные услуги и продавали что-либо друг другу. Возможности такие допустить можно, учитывая их взаимоотношения с целым коллективом. Уже отмечалось, что старцы за работу сверх определённых обязанностей получали дополнительную плату сверх окладов. О выплатах денег из монастырской казны за написание икон художнику, ключнику, будильнику монаху Мардарию в документах сообщается многократно. Другим старцам-иконописцам монастырь также платил деньги, порой большие. Двум инокам Николе и Мирону Донской монастырь за написание икон в июне 1698 г. уплатил 25 руб. Это в несколько раз превышало их годовые оклады. Причём, старцу Николе, который писал Саваофа для иконостаса нового собора, 5 июня того же года за эту икону монастырь выдал ещё 2 руб. 24 августа 1695 г. монастырь заплатил 35 коп. иконописцу чернецу Гервасию, за участие в оформлении иконостаса собора. Скорее всего, сверх оклада в ноябре 1697 г. из монастырской казны получил 25 коп. портной монах Варлаам за то, что шил рубашки и кафтаны для монастырских работников.¹⁸⁸ Старцы зарабатывали как могли. Некоторые из них подписывали, а вполне возможно и писали челобитные неграмотных крепостных монастырским властям. Этим, в частности, занимались больничный монах Игнатий Буторин в 1704 г. и иеромонах Каллист в 1708 г. Маловероятно, чтобы это делалось безвозмездно, хотя об оплате в источниках не говорится.¹⁸⁹

Бывали случаи, когда Донской монастырь выделял материальную помощь своим старцам, попадавшим в критические ситуации. По распоряжению архимандрита Антония в августе и сентябре 1700 г. из казны в качестве милостыни выдали 7 руб. 16 коп. иноку Иоасафу Подвинскому, содержавшемуся под арестом в Преображенском приказе.¹⁹⁰ Те монашествующие Донского монастыря, которым не хватало или казалось мало монастырского оклада, побочных доходов и представлялась такая возможность, просто обкрадывали монастырскую казну. Но такой путь наживы был всё же опасным. Когда преступления иноков вскрывались, их наказывали. Власти вместе с братией 27 июля 1716 г. приговорили доправить с монаха Герасима Рогожина, бывшего гостя, 16 руб. 14,5 коп. На такую сумму он нанёс монастырю ущерб во время поездки в город Казань. Во исполнение принятого решения в 1716 г. с Герасима Рогожина монастырь взыскал 4 руб., а с бывшего наместника одного из приписных монастырей Иоасафа – 5 руб. 50 коп. Чем провинился последний, к сожалению, неизвестно. Некоторые старцы, когда их посылали в вотчины, особенно отдалённые, наживались за счёт крепостных. Этот способ личного обогащения был гораздо проще и безопасней. Чаще всего монастырские власти лишь журили своих представителей, узнав о их проделках. Грузинский князь монах Самсон в конце 1724 г. вымогал взятки у крестьян приписных Шаровкина и Жиздринского монастырей, самовольно продал часть монастырского зерна, а порученными делами не занимался.¹⁹¹

Порой Донской монастырь из-за собственных иноков нёс убытки такого характера. По приговору суда 20 марта 1694 г. монастырь заплатил 100 руб. стольнику И.Н. Тараканову за схимонаха Иова (бывшего думного дьяка). Суд нашёл виновным Я.А. Кириллова в укрывательстве до пострижения беглого крестьянина стольника. Естественно, обитель не хотела иметь лишние расходы, поэтому власти выясняли у постригавшихся нет ли у них долгов.¹⁹² Правительственные органы принуждали Донской монастырь, хотя и в редких случаях, выдавать авансом деньги монашествующим, даже приписных монастырей. 26 февраля 1719 г. монастырь дал 30 руб. своему иеродьякону Виктору, бывшему игумену Давидовой пустыни Кириллу, жившему в Донском монастыре, и приписного Шаровкина монастыря иеромонаху Авраамию, которых по указу Петра I перевели в Александро-Невский монастырь. По распоряжению Монастырского приказа им уплатили по 10 руб. в окладное годовое жалование и за еду на весь предстоящий год. Возможно, по подсчётам Монастырского приказа во столько обходилось годовое содержание монаха священнослужителя, так как ни с того ни с сего такую цифру не назовёшь.¹⁹³ Донской монастырь был заинтересован в уменьшении затрат. Извлечь дивиденды монастырь мог от состоятельных старцев. К таковым относился наместник Жиздринского монастыря иеромонах Тарасий, у которого Донской монастырь в 1697 г. взял взаймы 100 руб., а вернул 78 руб. Остальные 22 руб. иеромонах пожаловал в качестве вклада Донскому монастырю. Иеродьякон Виктор в 1716 г. одолжил обители 55 руб. на покупку дров. Обращают на себя внимание крупные размеры долгов, а во втором случае и время. Хотя иеродьякон не получал регулярного, твёрдо фиксированного оклада, но скопил значительную сумму. Правда, Виктор являлся выезжим иеродьяконом – участвовал в богослужениях вне обители, за что получал вознаграждения. Остававшиеся после смерти некоторых состоятельных старцев деньги поступали в монастырскую казну, а также тратились на их же похороны. Иеромонах Галактион Костевич 29 февраля 1700 г. внёс в казну вклад, завещанный скончавшимся иконописцем иеромонахом Мелетием – 10 руб. и 10 червонных золотых. Золотые червонные умершего наместника Арсения архимандрит в августе 1699 г. сдал в монастырскую казну. Причём, это была часть накоплений, оставшихся после расходов на его поминки. Очевидно, погребение убитого в декабре 1724 г. монаха Ионы Глаголевского целиком совершалось за его счёт. Когда накоплений умиравших на похороны не хватило или вообще не имелось, нёс расходы монастырь. Нередко монастырь впрок закупал оптом целые партии гробов.¹⁹⁴ Чтобы извлекать из монашествующих максимальную выгоду, власти обители привлекали в ряды братии материально обеспеченных людей. Насколько мне известно, самым богатым человеком за всё изучаемое время являлся думный дьяк Я.А. Кириллов, постриженный в 90^е годы XVIIв. под именем Иова. Он внёс «великий» вклад. Точный размер вклада не установлен, но он исчислялся несколькими тысячами рублей. Однако и схимонах Иов при пострижении выговорил для себя выгодные условия. Ему и его прислуге монастырь должен был ежегодно пожизненно выдавать внушительное количество продуктов и денег, а после смерти поминать за этот же вклад. Вполне возможно, что на особых условиях пребывания в Донском монастыре постригся в 1693/94 г. певчий дьяк Г.Ф. Дубняцкий. Схимонах Гавриил отдал обители в качестве вклада большой двор, находившийся близ Кремля, который он купил перед пострижением за 1800 руб. Оба эти схимонаха вскоре после пострижения скончались. Среди постригавшихся в Донском монастыре были и другие щедрые вкладчики. Но в общей сложности таких людей насчитывается всё же не много. Преобладали малообеспеченные и бедные лица. Тем не менее и от них монастырь хотел получить вклады. Те из претендентов в чернецы, кто не имел денег и других ценностей перед пострижением, копил деньги после пострижения и отдавал их монастырю. Так поступил 7 июня 1700 г. чашник монах Феофан.¹⁹⁵ По всей вероятности, монастырь экономил деньги на монашеском жаловании. Даже рядовым служебным инокам денежный оклад начинали выдавать через какой-то срок после пострижения. Многим старцам приходилось напоминать властям о выдаче оклада. Пятидесятишестилетний кухарный монах Феофилакт в августе 1715 г. сообщал архимандриту и наместнику о том, что он до пострижения больше года работал на кухне архимандрита и после пострижения трудится там же более четырёх месяцев без жалованного оклада. Просил установить ему годовой оклад. Подобных просьб немало встречается в документах.¹⁹⁶

Монашествующие обители распоряжались собственными деньгами по своему усмотрению. Наиболее состоятельные давали деньги в долг монастырю и даже посторонним лицам. Иеромонах Ливерий в конце XVIIв. дав взаймы помещице А.Б. Дорошенко 32 руб. и один червонный золотой. Но она оставила ему в залог две иконы в дорогих окладах. Ей же дали взаймы сам архимандрит Антоний личных 15 руб. и казначей монастырских 10 руб. После смерти А.Б. Дорошенко её сын в 1703 г. привёз 30 руб. для иеромонаха. Но Ливерий, посланный в приписной монастырь, к тому времени скончался. Поэтому деньги по указанию настоятеля принял подьячий Донского монастыря Т.П. Воинов. Они, видимо, поступили в монастырскую казну.¹⁹⁷ Да и у самих старцев было несколько статей обязательных расходов, от которых они не могли никуда уйти. Дело в том, что Донской монастырь членам братской общины бесплатно предоставлял питание и проживание. Обо всём остальном они заботились сами, в частности об одежде, обуви, постельных принадлежностях. Что касается личной одежды старцев, то здесь дело обстояло довольно запутанно. До петровских реформ государство присылало монашествующим Донского монастыря, может быть не всем, одежду, церковные облачения, а также материал и деньги на одежду. После отмены в конце XVII ст. правительственной руги на эти цели, монастырь сам стал беспокоиться об одежде и обуви, но только для части иноков. Монастырь кому-либо из старцев за особые заслуги в качестве дополнительной оплаты или помощи служебным монахам, вновь постриженным братьям эпизодически покупал одежду, обувь, материал, помогал шить, выдавал на это деньги. 14 июня 1696 г. монастырь купил за 2 руб. 70 коп. 55 аршин чёрного сермяжного сукна «на рясы новопостриженым монахом», за 2 коп. волосяные нитки, за 48 коп. две камилавки и два клобука. Очевидно, всё это покупалось для двух человек. Новопостриженному монаху Феофилу, «что работает в поварни». 19 марта 1695 г. купили за 35 коп. сапоги. Ключнику, будильнику, художнику монаху Мардарию за будильнические труды монастырь дополнительно к окладу 5 октября 1700 г. выдал 5 коп. на сапоги. 8 мая того же года иеромонаху Иннокентию дали 30 коп. тоже на сапоги. Покупали их или заказывали сапожникам они, видимо, сами. Столярного дела мастеру монаху Паисию 11 июня 1696 г. монастырь выделил 30 коп. на сапоги и 6 коп. на чулки; 20 марта 1696 г. купил за 65 коп. 13 аршин толстого сукна, из которого сшита ряса и отдана ему; 14 марта 1697 г. купил за 36 коп. 12 аршин тонкого «самородного» сукна, из которого сшита свитка и отдана тоже ему. 1 ноября 1691 г. монастырь купил на 5 руб. песцового меха и на 4 руб. сукна на рясу иеромонаху Никите, который строил мельницу в сельце Раменки. Новому уставщику иеромонаху Афанасию 16 апреля 1699 г. купили за 90 коп. 13 аршин толстого сермяжного сукна, из которого сшили рясу. Ещё ему купили за 45 коп. 14 аршин рязанского сукна. По приказу архимандрита 20 ноября 1724 г. купили разнообразную одежду и обувь монаху Самсону, перед посылкой его в отдалённые монастырские угодья. Хотя этот чернец и происходил из рода грузинских царей, но денег у него не водилось. 23 апреля 1724 г. монастырь выдал 10 овчин на шубу работавшему на братской кухне монаху Феофилакту, а через месяц столько же больничному старцу Матвею Тимофееву, который находился на реке Москве у дров. Шубы они шили, видимо, за свой счёт. Житенному иеромонаху Венедикту и монастырскому сапожнику, может быть тоже иноку, 5 сентября 1691 г. выдали 12 коп. на подошвы. Очевидно, обувь изготовлялась на их деньги. Клиросному монаху Натолию 18 июля 1698 г. монастырь купил за 52 коп. 13 аршин тонкого сукна и отдал ему как жалование. Возможно, стоимость сукна вычли из его денежного оклада. Новопостриженному клиросному старцу Филарету монастырь 18 апреля 1698 г. за 30 коп. купил клобук и камилавку. По приговору архимандрита 12 августа 1725 г. выдано из казны Донского монастыря по 1 руб. 19 служебным чернецам, в том числе шести хлебенным и четырём поварённым, среди которых были бывший гость Герасим Рогожин. Монастырские власти даже рассчитали, на что должны тратиться деньги: 45 коп. на сапоги, 15 коп. на башмаки, 20 коп. на клобук, 10 коп. на камилавку, 10 коп. на чулки. Обитель помогла кухонному брату Герасиму Рогожину, видимо оскудевшему из-за своего преступления, сшить чёрную суконную рясу. 27 сентября 1725 г. монастырь дал 12 коп. портному за шитьё его рясы. По приказу настоятеля 24 марта 1725 г. отдали красить 90 аршин сермяжного сукна, 9 августа ещё 50 аршин, а 25 августа 1724 г. окрасили 100 аршин сукна и 200 аршин холста для раздачи служебным монахам на иноческое платье. 29 января 1725 г. монастырь выдал 80 коп. 20 служебным старцам (шести хлебенным, четырём поварённым и десяти, выполнявшим различные послушания) на шитьё свиток. За 35 коп. оконничник (что-то вроде стекольщика) 4 марта 1725 г. починил пять стеклянных оконниц в келье, в которой шили «брацкое платье». Монастырь в тот день тратил деньги не только на ремонт кельи, но и на покупку для шитья ниток, пуговиц, иголок, шнура, мела, воска. В марте 1719 г. портные шили ризы в келье ризничего. Портному С. Данилову монастырь 30 марта 1725 г. заплатил 1 руб. за шитьё монашеского одеяния. Может быть, он шил тем старцам одежду, кому считали нужным монастырские власти. Но, возможно, это монастырская надбавка к плате самих монашествующих. Портные могли шить в монастыре также рукавицы, фартуки, передники «труждающимся» чернецам, которым их обязательно выдавали как спецодежду. Безусловно, шили в монастыре и церковные облачения.¹⁹⁸ Аналогичных примеров содействия со стороны монастыря в приобретении монашествующими одежды и обуви можно привести и ещё. Но они в состоянии только подтвердить, что монастырь оплачивал работу мастеров, выдавал одежду и обувь, материалы на них не всем инокам, даже рядовым, и не всегда. Если бы одежда и обувь полагались всем членам общины, то в монастырских расходных книгах обязательно содержались бы регулярные записи этой статьи расходов, а не эпизодические упоминания о них. Старцы же, зная, что монастырь их обеспечит одеждой и обувью, при распределениях имущества умиравших своих собратьев, не стали бы брать изношенные вещи и уж тем более никто из них не захотел бы что-либо покупать на личные деньги, в особенности у своего же монастыря. Да и монастырь едва ли продавал бы одежду, обувь и материал на них собственным чернецам. А в Донском монастыре всё это практиковалось, особенно в первой четверти XVIIIст. Да и в нескольких челобитных иноков монастырским властям прямо говорится, что им нужны деньги для приобретения одежды и обуви. Перешедший в начале XVIII в. в Донской монастырь из разорённого шведами Сторожельского монастыря Новгородского уезда хлебенный монах Епифаний, писал архимандриту, что проработал в Донском монастыре два месяца, а денежного оклада ему ещё не выдали. Старец просил выдать деньги, так как наступает зима, а он «наг и бос, а взять негде». Кухарный монах Феофилакт в августе 1715 г. обращался к властям Донского монастыря с просьбой установить ему денежный оклад, потому что он проработал год на кухне архимандрита до пострижения и там же четыре месяца после пострижения, не получая денег. Его одежда и обувь прогорели, а купить не на что. Просьба кухаря была уважена. Донской монастырь продал своим старцам: 21 июля 1708 г. за 2 руб. 15 коп. 24 овчины иеромонаху Филарету, 2 августа 1708 г. за 9 коп. одну овчину и 20 октября 1709 г. за 1 руб. 10 коп. 14 овчин иеромонаху Каллисту, 11 сентября 1708 г. за 96 коп. 20 овчин иеродьякону Исаакию, 30 сентября 1708 г. за 1 руб. 5 коп. 15 овчин иеромонаху Каллисту. 17 февраля 1719 г. монастырь распродал своим монашествующим и бельцам часть личного имущества умершего чашника монаха Леонтия: житенному чернецу Никону проданы две шубы за 1 руб. 38 коп., монаху Герману – мантия и кафтан за 1 руб. 60 коп., псаломщику Симеону – ряса за 30 коп. Всего было продано его вещей на 4 руб. 26 коп. Остальные предметы раздали бесплатно, но за его поминовения. Духовник монастыря иеромонах Парфений получил свитку, татаур [пояс – А.Н.], башмаки, три платка, кипарисовый крест, келейник архимандрита иеродьякон Иринарх – платок, семь хлебенных, четыре кухонных, житенный и больничный старцы – по платку, иеродьякон Исаакий – две ветхие свитки, житенный монах Никон – одну ветхую свитку, кухонный монах Захарий – три ветхие свитки, будильник – одну свитку. Деньги, вырученные от продажи имущества чашника, пошли на покупку гроба (30 коп.), свеч (17 коп.), калачей (40 коп.), фунта мёда на кутью (5 коп.), чётки в гроб (3 коп.), за копание могилы (8 коп.), за поминовение иеромонахам, иеродьяконам, псаломщикам (83 коп.), на сорокоуст в кружку (2 руб.). Всего израсходовано 3 руб. 99 коп. Оставшиеся 27 коп. отдали ризничему на свечи. Так что похороны происходили целиком за счёт умершего чашника, а личное имущество ряда чернецов пополнилось. Похоронами убитого в декабре 1724 г. посельского сельца Раменки монаха Ионы Глаголевского занимался его родственник иеродьякон Аверкий Попов. Он всю ночь читал по нём псалтырь, дал свои деньги монастырским сторожам и работникам за рытьё могилы и 20 коп. иеромонахам, иеродьяконам и монахам на поминки, а также некоторые похоронные принадлежности. Но за всё это иеродьякон с разрешения архимандрита взял себе подрясник, душегрейку, рубахи убитого. Личные деньги погибшего (всего 1 р. 5 коп.) расходовал на приобретение гроба, свеч и прочего его начальник монах Филипп, который взял себе подрясник. Иеродьякон Кирилл взял рубашку и штаны монаха Ионы Глаголевского. Обычно лучшее из наследства умиравших доставалось монастырским властям и старцам, занимавшим в монастыре высокое положение.¹⁹⁹

Как мне представляется, даже для настоятелей Донского монастыря не делалось исключения в отношении обеспечения одеждой и обувью. Обитель только платила за одеяния и регалии, определявшие сан архимандрита. Правда, в конце XVII в. монастырь нередко покупал и материал на одежду настоятелей. Но это происходило нерегулярно и в основном в конце XVII в., а о покупке для них обуви, постельных принадлежностей в использованных документах не упоминается ни разу. 29 августа 1698 г. монастырь уплатил 5 руб. монахине Вознесенского монастыря Евдокии Челищевой за изготовление для архимандрита «служащей шапки». На шапку настоятеля в июне 1716 г. монастырь купил за 65 коп. жемчуга и за 45 коп. золота (очевидно, золотых нитей). Которым на шапке вышиты евангелисты и корона. Ещё монастырь выдал 18 коп. мастеру за работу и за серебро – он вставил в гнездо яхонт на большой шапке архимандрита. Видимо, речь идёт об одном и том же головном уборе для торжественных случаев – о митре. Архимандриту Антонию 2 ноября 1691 г. купили за 25 коп. клобук. 24 декабря того же года тоже на монастырские 2 руб. 25 коп. купили ему вишнёвого сукна на треух и ещё на что-то (в источнике утрата). Сукно и холсты в келье настоятелей монастырь приобретал довольно часто. 1 марта 1697 г. купили за 50 коп. 20 аршин зелёной крашенины на подкладку риз настоятеля. На свитки архимандрита 3 октября 1696 г. монастырь купил за 72 коп. 24 аршина рядного сукна. 9 марта 1693 г. купили за 35 коп. 33 аршина кирилловского сукна ему тоже на свитки.²⁰⁰ Церковные облачения монашествующих, которые совершали обряд богослужения, скорее всего, всегда приобретались и шились монастырём и находились на сохранении ризничих.²⁰¹ Все монашествующие Донского монастыря питались бесплатно. Судя по тому, что продукты питания заготавливали и расходовали, посуду, инвентарь покупали только на братскую и настоятельскую кухни, все старцы ели вместе одинаковую пищу, кроме настоятелей. За изучаемый период рацион монашествующих Донского монастыря отличался большим разнообразием и, по всей вероятности, обильностью. Нередко потреблялись различные сорта вин, пиво, мёд. Режим питания иноков можно восстановить только фрагментарно. По монастырским канонам членам братской общины запрещалось употреблять только мясопродукты. Всё остальное съедобное они употребляли, как и мирское население. Обитель обеспечивала иноков всеми хлебобулочными, мучными, крупяными изделиями. Этим в первую очередь занимались хлебенные старцы. В монастыре имелась хлебенная келья. 21 февраля 1722 г. монастырь купил за 24 коп. 12 возов глины на переделку в хлебенной келье малой печи, в которой для братии пекли пироги и белый хлеб.²⁰² Регулярно, кроме постов, в рационе монашествующих находились рыбные блюда, довольно часто икра, иногда раки. Складывается впечатление, что рыба любых пород и икра имелись тогда в России в изобилии, не являлись дефицитными деликатесными продуктами и стоили довольно дёшево. Любопытно, что 28 марта 1719 г. монастырь купил для братии за 1 руб. 58 коп. семь щук весом три пуда двенадцать фунтов (1 кг. стоил 3 коп.). Щук отдали архимандриту, а взамен их у него взяли столько же по весу белужины и осетрины. Широкое употребление монашествующими богатой белками рыбной продукции компенсировало в какой-то мере отсутствие в их меню мясных продуктов.²⁰³ Кушали старцы (кроме постов) яйца, молоко, творог, сметану, сливочное масло. Во все дни разрешалось употреблять масла: конопляное (и семя конопли), льняное, ореховое, полынковое, деревянное (оливковое).²⁰⁴ Круглый год без ограничений использовались в пищу в большом количестве свежие, сушёные, солёные разные фрукты, овощи, грибы, зелень, специи: яблоки, груши, сливы, орехи (местные), изюм, лимоны и лимонный сок, маслины, оливки, земляника, капуста, свёкла, огурцы, морковь, редька, чеснок, лук, тыква, бобы, горох, салат, петрушка, укроп, мак, хрен (очень часто), уксус (очень много), перец, имбирь, гвоздика, мушкатный цвет, мушкатные орешки, миндальные ядра, корица, маслинные бобки, мята, чабра, цытвар, пастернак, анис, гунба, фиалковый корень, тмин, кардамон, кубеба, шафран. Многие специи и деликатесы преимущественно шли к столу архимантрита и, видимо, по большей части для угощения важных гостей.²⁰⁵ Мало потребляли пастилы и сахара, стоившего весьма дорого, но много соли и мёда. До 1698/99 г. Донской монастырь ежегодно бесплатно получал от государства по 100 пудов соли, а в дальнейшем покупал её и взимал с крепостных. Соль в большом количестве расходовалась на засолку продуктов, а мёд на приготовление напитков. 8 января 1691 г. монастырь сразу купил 84 пуда 15 фунтов мёда за 41 руб. 88 коп. На напитки перерабатывали много хмеля. Пиво и квас монастырь регулярно варил для братии. У монастыря имелась особая квасоварня с несколькими котлами, где, очевидно, варилось и пиво. Немало выпивалось различных вин, водки. Их гнали, настаивали в самом монастыре. Высококачественные сорта вин покупали, иногда большими партиями. Часть вина, а также мёда, патоки, расходовалось для культовых целей.²⁰⁶ Названные продукты питания старцам бесплатно предоставлял монастырь. Но у них имелись личные деньги. При желании иноки сластёны, гастрономы, обожатели спиртного могли покупать себе, что им недоставало или что не дозволялось монастырским уставом. Некоторые из членов общины в каких-то случаях имели возможность питаться в собственных кельях. Среди личного имущества части монашествующих Донского монастыря находилась посуда и столовые приборы. Однако, сведений об этом весьма мало. Некоторые монашествующие Донского монастыря владели собственными бочонками с вином и содержали их в монастырском погребе, спиртное они расходовали по своему усмотрению. Персональное вино, по всей вероятности, имелось только у состоятельных старцев. Бочонок с вином в 1719 г. был у выезжего иеродьякона Виктора. 12 января 1709 г. умер иеромонах Парфений Садовский. Среди прочего у него остались бочонок вина (полтора ведра), погребец с шестью склянницами. Жил он в башне с погребом, где хранились две кадушки с капустой, одна со свёклой, две бочки вёдер по двадцати с квашенными яблоками. Может быть, иеромонах не случайно выбрал место проживания, чтобы всегда под рукой имелись выпивка и закуска. Не исключено, что малоросс Парфений пребывал в монастыре на особых условиях. Его имущество описывали в присутствии наместника Донского монастыря подьячий патриаршеского Духовного приказа и поповский староста священник церкви Георгия Неокесарийского. Наместники и казначеи Донского монастыря порой питались отдельно от остальной братии в своих кельях. Обедали в келье казначея в 1716 г. подьячие Монастырского приказа, которые привезли в обитель деньги. На трапезу им монастырь купил на 20 коп. рыбы. 3 ноября 1723 г. в келью казначея выдали четверть четверика гречневой крупы. Очевидно, в его келье можно было готовить пищу. Продукты питания из монастырских запасов в келью казначеев отпускались редко и в незначительных количествах. Портные, шившие в монастыре ризы, питались в келье ризничего. 1 марта 1719 г. по приказу казначея на их еду выдали полчетверика толокна. Но это всё случайные эпизоды из существовавшего порядка питания в Донском монастыре.²⁰⁷ Помимо обычных, для братии устраивались порой более плотные, насыщенные обеды: поминальные, по случаю пострижения некоторых новых иноков. Известны поминальные обеды по бывшему думному дьяку Я.А. Кириллову (3 сентября 1694 г.), по сыну Я. Яблонского (январь 1697 г.), по тверскому архиепископу Каллисту (28 ноября 1711 г.), по бывшему архимандриту Донского монастыря Лаврентию (январь 1721 г.). Дворовый князя А.П. Прозоровского в 1713 г. писал в челобитной властям, что организует для старцев обед в честь своего пострижения. Естественно, платили за такие застолья те, кто угощал или их родственники. На званных, торжественных трапезах могли присутствовать посельские монахи близлежащих владений. Постоянно они ели по месту работы и проживания. Но монастырь обеспечивал их нужными продуктами или выдавал дополнительные деньги.²⁰⁸ Вообще приём пищи монастырской братией представлял особый ритуал, выработанный на протяжении столетий. Однако, настоятели Донского монастыря, видимо, в этих церемониях не участвовали, так как постоянно питались отдельно от остальных монашествующих, в том числе от наместников и казначеев. У архимандритов имелись особые, повара и работники, кладовые с ледниками, огромное количество разнообразной посуды и кухонной утвари. Значительная часть продуктов за счёт монастыря покупалась специально для них, остальное бралось из общих монастырских запасов. Между монастырём и его настоятелями иногда производились взаимные расчёты. Правда, далеко не всегда можно даже более или менее точно установить, что покупалось и расходовалось на архимандритов и что на братию. Трапезы настоятелей были весьма разнообразные, сытные, сдабривались алкогольными напитками. Ещё более обильные застолья устраивались в честь гостей, которых бывало в Донском монастыре много и часто. Монастырь 5 ноября 1694 г. купил на 1 коп. яиц и отдал на кухню архимандрита. 3 ноября 1700 г. монастырь купил за 6 коп. 30 яиц на архимандритскую кухню. Из монастырских хранилищ в октябре-ноябре 1723 г. выдали туда же по полчетверика пшеничной муки и гречневой крупы, четверик ржаного солода. Шаровкин монастырь 1 февраля 1701 г. купил пуд мёда за 72 коп. «на поднос» архимандриту Донского монастыря. Специально для архимандритов монастырь гнал водку, варил мёд, пиво, квас, добавляя в них различные специи. У настоятелей на территории обители имелся садово-огородный участок. 18 мая 1701 г. монастырь приобрёл за 8 коп. семена огурцов, гороха, бобов для этого огорода.²⁰⁹ Специальные застолья у архимандритов по случаю приездов наиболее именитых гостей, кажется, превращались в разнузданное обжорство и пьяные вакханалии. И это в таком священном месте как монастырь. Приходится поражаться, как сравнительно небольшой круг представителей монастыря и знатных персон могли съедать и выпивать всё то, что для таких случаев покупалось. К тому же, наверняка, на стол подавалось что-то из запасов монастыря и настоятелей. Для встреч гостей мужчин весьма много заготовляли вина. Деньги на покупку тратили монастырские. Кушанья готовили на кухне архимандритов. Когда намечались очень крупные пиршества, поваров на время нанимали со стороны в помощь монастырским. Поедалось и выпивалось всё в столовой настоятелей. Об этом есть свидетельства в источниках. Косвенно это подтверждает и обилие посуды в кельях архимандритов. Фактически важные богомольцы Донского монастыря становились гостями настоятелей. Монастырь же оплачивал все расходы по их приёму. Для званых обедов в честь царей, цариц, царевен приготовлялись особо изысканные блюда, способные удовлетворить самые утончённые вкусы любого гурмана. К их прибытию и покупались разнообразные заморские специи. Пышное угощение устроили царевне Татьяне Михайловне 30 июня 1696 г. Имеретинский царевич Александр Арчилович 15 ноября 1698 г. был в Донском монастыре и «кушал». Его отец царь Арчил 14 июня 1702 г. посетил монастырь и тоже «кушал». Одной только рыбы купили для его угощения на 2 руб. 57 коп. Вообще знатные особы не уезжали из Донского монастыря не откушав как следует и не выпив. 17 августа 1725 г. монастырь купил различной снеди для прибывших к престольному празднику гостей, которые обедали в келье архимандрита. Крупную сумму потратил монастырь 19 августа 1725 г., в день празднования Донской иконы, для потчевания духовных и светских персон, которые обедали у настоятеля в келье. Среди прочего по этому случаю купили за 1 руб. 49 коп. в Москве из садков большую живую стерлядь и большую живую щуку, за 96 коп. полведра вина церковного, за 23 коп. 150 свежих слив, за 91 коп. 100 яблок, за 23 коп. дыни.²¹⁰ Настоятели Донского монастыря и их гости пользовались красивой посудой, а пили не только из простых, но и хрустальных стаканов. Часть разнообразной посуды в кельи архимандритов приобретал монастырь, остальная являлась их собственностью. Различным кухонным инвентарём целиком или почти целиком настоятельскую кухню обеспечивал монастырь. Обитель же заботилась о ремонте, сохранности оборудования, утвари архимандритской кухни, также как и братской. Монастырь оплачивал стирку белья настоятельской кухни (скатертей, платков, полотенцев, рушников).²¹¹

Донской монастырь строил, ремонтировал, отапливал кельи и бесплатно предоставлял их всем монашествующим. За счёт монастыря в помещениях клали и ремонтировали печи, покупали, изготовляли и ремонтировали оконницы. 24 июня 1701 г. за 20 коп. купили и починили слюдяные оконницы в братской кельи в верхнем чулане иеромонаха Дорофея. Как можно понять, здесь речь идёт о двухэтажном корпусе. Освещалась подавляющая часть келий на средства самих старцев. Регулярно покупали свечи и фонари, а также ремонтировали фонари только для властей, ризничих, пономарей, будильников, ключников и то, по всей вероятности, для выполнения ими служебных обязанностей. Власти обители решали куда селить иноков. Место проживания части монашествующих определялось родом их послушания. Воротенные старцы жили около ворот. Казначеи, видимо, с конца XVII ст. жили в каменном здании, в котором размещалась «канцелярия» монастырских и вотчинных дел, хранились ценности и документы. Каменными были кельи ризничих, в которых находились и монастырские церковные принадлежности, а также пономарская, хлебня, поварня, в них жили соответственно пономари, хлебенные и поварённые чернецы. Особые кельи в октябре 1722 г. построили инквизитору. Наместники имели свои кельи, которые содержались, обставлялись мебелью, украшались изнутри на монастырские средства, как и у казначеев, и у настоятелей.²¹² Архимандриты находились в наилучших жилищно-бытовых условиях, чем остальная братия. Эти условия, пожалуй, нельзя и сравнивать. Архитектурными формами зданий, убранством интерьеров, степенью комфорта выражалось превосходство настоятелей над другими членами общины. Строительство, перестройки, ремонт их сооружений, внутреннее оформление производились за счёт монастыря. Из многочисленных упоминаний о кельях настоятелей в источника можно заключить, что в конце XVII в. и в первой четверти XVIII в. им принадлежало несколько зданий. Здесь и двухэтажные покои с большим количеством внутренних помещений различного назначения. Монастырь в марте-апреле 1698 г. уплатил 25 коп. оконичнику за починку четырёх стеклянных оконниц в архимандритской верхней келье и в столовой. Апартаменты настоятелей изнутри обивались полотном, которое левкасилось, а, возможно, и расписывалось. На окнах имелись занавески, стулья и лавки были обиты сукном. В 1718 г. указывается малая келья архимандрита. Может быть это отдельно стоявшая кухня. Настоятели владели персональной баней. 13 января 1722 г. в эту баню монастырь приобрёл за 25 коп. 100 веников. Если ещё учесть наличие архимандритского сада-огорода, цветника. Всё было обнесено забором. Ограду строил, ремонтировал, красил монастырь. Получается, что у настоятелей была на территории обители целая усадьба. Кельи служили архимандритам местом проживания, работы, приёмов важных гостей, отдыха, хранения личного и частично монастырского имущества, приготовления пищи, питания. У них жили светские работники и прислуживавшие им монашествующие. Навещавшие Донской монастырь знатные персоны порой оставались в нём ночевать. Для представителей царской семьи в монастыре находился специальный дворец. Но он существовал, видимо, только в 70-80^е годы XVII в., так как о нём упоминаний за более позднее время не выявлено. Другие почётные особы, очевидно, опочивали в хоромах настоятелей. Об особом здании для ночлега гостей в источниках не упоминается. Так 1 февраля 1700 г. в Донской монастырь пожаловали на моление имеретинский царь Арчил и его сын Александр. Они у архимандрита очень плотно покушали, изрядно выпили и остались ночевать. Может быть, на такое решение повлияла доза выпитого вина. Местом отдыха властей, встреч с гостями служило сельцо Раменки, где имелись властелинские кельи. На раменской даче 3 июля 1699 г. щедро угощали и оставили ночевать казанского митрополита Тихона.²¹³ Настоятели Донского монастыря в своём жизненном укладе во всём отличались от остальной братии. Они имели в монастыре особый участок, на котором выращивались садово-огородные культуры и цветы. 29 апреля 1695 г. ключник взял в монастырской казне 72 коп., чтобы купить для посадки и посева в «огородок» архимандрита пионов, тюльпанов, лилий, нарциссов и прочих семян. В этом огороде в 1722 г. сделали из тёса цветник. Монастырь содержал по несколько экипажей для выездов настоятелей в разное время года и в различных погодных условиях. Их повозки в зависимости от назначения обивались сукном, обтягивались кожей, расписывались.

Быт иноков ставропигиального необщежительного монастыря оказался на удивление разнообразным во всем. Объясняется это занимаемыми должностями, материальным положением в миру, размером вклада после пострижения. Немаловажное значение имело и обладание дефицитными для монастыря профессиями, навыками, видами деятельности. Эти люди были обеспечены лучше остальных в обители.

Оклады в необщежительных монастырях тоже отличались в зависимости от видов выполняемых работ.

5 декабря 1695 г. монастырь купил за 4 руб. 50 коп. пять аршин вишневого сукна, за 2 руб. 20 коп. три яловочные кожи обивать новую архимандритскую карсту и дал за работу 1 коп. каретнику Гришке. 30 марта, 8 и 9 апреля 1696г. обитель платили деньги за олифу, мел, сажу, белила, различные краски для оформления настоятельской кареты. А 20 апреля 1696 г. купили для неё моржовые ремни за 80 коп. По приказанию архимандрита Иоакима окрасили чернилами верх у его дорожных саней. За краску и за работу монастырь 15 февраля 1725 г. уплатил 15 коп. По его же распоряжению 22 августа 1724 г. монастырь купил за 30 руб. дорожную коляску, покрытую кожей ему для выездов. Ездили настоятели и верхом на конях, но это, скорее всего, ради отдыха, прогулок. Монастырь не только им покупал, но и ремонтировал на свои деньги сбрую, средства передвижения.²¹⁴

Мылись архимандриты в персональной бане, которую возможно, они предоставляли и важным гостям. 18 января 1722 г. монастырь для угощения советников синода архимандрита Новоспасского монастыря Иерофея (бывшего настоятеля Донского монастыря), архимандрита Троице-Сергиева монастыря Гаврила, ассесора и обер – секретаря синода Варлаама Овсянникова и прочих персон купил много еды, вина, специй, муки, теста пшеничного и венков в архимандритскую баню. Пятью днями ранее обитель уже покупала в эту баню 100 веников за 25 коп. Если настоятель Донского монастыря Иоаким был очень большим любителем попариться, он не смог бы один израсходовать столько веников. Монастырь сшил четыре простыни и архимандритскую баню 27 января того же года.²¹⁵

Для повседневного прислуживания настоятелям Донской монастырь в конце XVII столетия и в первой четверти XVII в. содержал целый штат старцев и светских лиц. Монашествующих почти всегда было не двое – келейник и ключник. Нередко эти обязанности исполняли иеродьяконы. Светских постоянных и временных послушников при архимандритах имелось по несколько человек. Должность инока ключника, видимо, существовала до появления у настоятелей светского дворецкого (возможно, с одинаковыми функциями). Правда, уже при наличии дворецкого посуду архимандритской кухни в 1716 г. почему-то хранил псаломщик монах Исайя. Келейникам архимандрита Иоакима, в конце изучаемого периода, состоял светский Л. Яковлев, но параллельно с ним, видимо, был и келейник старец. При настоятелях всегда имелись дневальные слуги (по несколько человек одновременно). Двадцатилетний крестьянский сын из Тихоновой пустыни П. Артемьев являлся в феврале 1716 г. работником архимандритской кельи вместо дневальных слуг. До 25 февраля 1701 г. дневальным в настоятельской келье работал служка Железноборовского монастыря Филька Зиновьев. Может быть, некоторые дневальные слуги являлись одновременно и настоятельскими конюхами или их переводили из конюхов в слуги и наоборот. Конюх О. Ефимов в марте 1719 г. жил в келье настоятеля. Возницы и несколько конюхов постоянно имелись в распоряжении архимандритов. Персональные повара и поваренные работники архимандритской кухни (одновременно не менее двух человек) готовили кушанья настоятелям и их гостям. Личный повар архимандрита Лаврентия пятидесятишестилетний Ф. Ларионов в 1715 г. постригся в монахи, но остался на прежней должности. Вместе с ним и после него настоятельским поваром работал крестьянский сын монастырского села Рождественского Л. Карпов. Он кормил четырех настоятелей Донского монастыря и трудился на них более 30 лет. Среди обслуживающего персонала настоятелей упоминается послушник Д. Кириллов (сентябрь 1715 г.). Об общем количестве служебников, трудившихся на архимандритов обители, даёт представление запись в расходной книге о выдаче им денег 29 марта 1719 г. Всего перечислено десять человек. К сожалению, указана должность только одного из них (дворецкого). Род занятий ещё четырех удалось установить по другим источникам (два конюха, повар и слуга). Может быть, в списке названы и люди непосредственно не работавшие на настоятеля. Но и среди отмеченных служебников почему-то нет повара Л. Карпова.²¹⁶

Материальное положение только одного архимандрита Донского монастыря – Лаврентия, выходца из грузинской аристократии, нам известно довольно хорошо. После смерти Лаврентия в отведённых ему помещениях различного назначения содержалось великое множество самого разнообразного добра. Чего только не имел главный старец обители. Все комнаты были заставлены и завешаны сундуками, ларцами, поставами, одеждой, столовой и кухонной посудой, иконами, картинами. Помимо крупной суммы его собственных наличных денег осталась и долговая запись о занятых у него деньгах. Вопреки церковному запрету он хранил деньги и ценности посторонних лиц. Богата была заставлена различными предметами и оформлена столовая, видимо, главное помещение в покоях архимандрита. Естественно, там находилось много посуды и столовых приборов. На стенах висели 23 иконы – из них три с изображением духовного патрона настоятеля архидьякона Лаврентия и три с образом Донской богоматери, причём, на одной иконе ещё имелись персоны Стефана Яворского и самого архимандрита Лаврентия. Помимо икон в столовой находились портреты архимандрита Лаврентия, имеретинского царя Арчила и патриарха Адриана, три картины разного сюжета. Иконы висели везде.²¹⁷

Нам неизвестно каким образом настоятели Донского монастыря наживали личное богатство. Но, очевидно, не только за счёт управляемого или монастыря. Во всяком случае, легальным путём от своего монастыря архимандриты в первой четверти XVIII века не могли иметь какой-либо прибыли. Видимо, их положение позволяло иметь осязаемые личные побочные доходы. Настоятели Донского монастыря юридически не являлись собственниками монастырских владений и доходов. И на практике они не могли бесконтрольно использовать монастырские прибыли только на свои потребности, тем более делать накопления. Этим настоятели отличались от самого мелкого светского феодала. Однако расходования монастырских доходов в очень большой степени зависело от их воли. Наибольшая доля доходов монастыря, в пропорциональном соотношении с другими старцами, шла на нужды настоятелей. По своему реальному материальному положению архимандриты Донского монастыря были богаче многих светских феодалов. А по влиянию, общественному положению настоятели Донского монастыря превосходили феодалов не только средней руки, но и большинство первостатейной знати. Ведь далеко не всем из них доводилось принимать у себя царей, цариц и их домочадцев, высшую светскую и духовную аристократию, высокопоставленных представителей народов, не входивших в состав России. Да и далеко не всем это было по карману. А архимандриты обители их постоянно принимали и сами бывали у них. Правда, здесь дело не только и не столько в личности настоятелей, хотя и это играло определённую роль, сколько в авторитете представлявшегося ими монастыря. Да и все расходы на эти цели нёс монастырь. Безотносительно от персоны архимандрита монастырь, неименованный во имя почитаемой в то время иконы, всё равно бы посещали верхи российского общества. Отправление культовых обрядов являлось неотъемлемой частью жизни феодальной России.

Рассмотренные права и обязанности, реальные условия жизни настоятелей Донского монастыря свидетельствуют об их особом положении среди монастырской братии. Они во всём стояли над подчинёнными им старцами.

Архимандриты и других русских монастырей тоже являлись довольно самостоятельными людьми. Примерам может служить удалившийся от должности и проживавший на особых условиях в Донском монастыре настоятель суздальского монастыря Никодим. После его кончины осталось много одежды церковной и гражданской из дорогой ткани и меха, посуда кухонная и столовая, в том числе хрустальные стаканы, стаканчики винные и рюмки, специи, два кожаных стула, два кожаных чемодана (один с бельём), одеяло волчье, тюфяк суконный, всевозможные церковные и бытовые принадлежности, шпага шведская в ножнах и другие различные вещи. На наличие собственного оружия необходимо обратить внимание, так, как и у некоторых старцем Донского монастыря, по-видимому, тоже имелось личное оружие.²¹⁸

Реальные условия жизни и быта остальных монашествующих Донского монастыря определялись многими факторами: должностью, сословным происхождением и материальным достатком до пострижения, профессией, индивидуальной предприимчивостью, физическим состоянием.

Вторым лицом в обители являлся наместник. Для прислуживания наместникам Донской монастырь содержал, скорее всего, по одному келейнику, дневальному или работнику. Возможно, иногда их было больше. Наместники обеспечивались более комфортабельным жильём, добротными повозками. Наместник Антоний в мае 1711 г. взял много медной и оловянной столовой и кухонной монастырской посуды на «всякую келейную» потребность. Может быть, для угощения гостей и для дальних поездок. После него посуда перешла к его приемнику. Всё сказанное о жизни наместников следует отнести и к казначеям Донского монастыря, сделав поправку на то, что они занимали третью ступеньку в монастырской служебной лестнице.²¹⁹

Персональные транспортные средства монастырь предоставлял ризничим, выезжим иеродиаконам, инквизитору. 24 июня 1725 г. монастырь уплатил 2 руб. за изготовление коляски для выездов инквизитора. А для ризничего по приказанию архимандрита в июне 1716 г. купили за 11 руб. коляску, покрытую кожей. Выезжему иеродьякону Виктору не полагался монастырский келейник. Он содержал келейника за собственный счёт. Деньги у иеродьякона водились. Его должником в 1716 г. оказался сам монастырь. Одной из обязанностей келейника было ходить в монастырский погреб за личным вином иеродьякона Виктора.²²⁰

Состоятельными людьми были и некоторые другие чернецы Донского монастыря. Значительная часть иноков имела кладовые, чуланы для хранения личного имущества. Собственность умершего в январе 1709 г. иеромонаха Парфения. Садовского удивляет разнородностью и наличием продуктов питания. У иеромонаха в келье находились: одна икона, две церковные книги, медное ведро, бочонок с вином (полтора ведра), погребец с посудой, пуховик, попона на лошадь, счёты, ножницы, два топора и другие вещи. Жил он в башне, с погребом, в котором чернец хранил квашеные яблоки в двух двадцативёдерных бочках, капусту в кадках и в одной свёклу.²²¹

Рядом с состоятельными монашествующими жили их бедные собратья. 17 февраля 1719 г. скончался шестидесятивосьмилетний чашник монах Леонтий, постриженный в шестидесятилетнем возрасте бывший дворовый П.В. Шереметьева Леонтий Михайлов. До пострижения у него, очевидно, не было каких-либо богатств. Не нажил их чернец и в монастыре. После смерти старца Леонтия осталось: мантия, две рясы, два кафтана, две шубы, трое башмаков, одни штаны, четырнадцать свиток, двадцать пять платков и полотенец, четверо чулок (из них одна пара шерстяных немецких новых) и различные мелкие, малоценные бытовые и церковные вещи. Вроде бы всего довольно много, но почти о каждом перечисленном предмете помечено «поношенный», «ветхий», «гораздо ветхий». Ни одного алтына денег у чашника не оказалось. Он даже задолжал четыре копейки церковному сторожу, за что ему отдали из наследства умершего немецкие новые чулки, и 13 коп. монастырскому работнику, которому возвратили долг, продав большую часть пожитков чашника. Всего от продажи выручили 4 руб. 26 коп. и почти все деньги потратили на его же похороны. Небольшую долю скарба раздали бесплатно на поминки монаха Леонтия. Убитый 6 декабря 1724 г. посельский старец Иона Глаголевский был небогатым человеком. После него осталось 1 руб. 5 коп. денег, одежда, бельё, постельные принадлежности (почти всё ветхое или поношенное) и кое-какая дешёвая мелочь. Все деньги израсходовали на его погребение.²²²

Заманчиво заглянуть во внутренний духовный мир общины Донского монастыря и отдельных её членов, познакомиться с господствовавшими там морально-нравственными нормами. К тому же нравственный климат обители в какой-то степени отражал нравы феодального общества России. Жестокие, суровые нравы народов страны позднего средневековья не могли миновать обитателей Донского монастыря. Ведь монашествующие являлись представителями всех сословий российского общества, составляли часть населения страны, имели самые разносторонние, неразрывные связи с внешним миром. Монашескую общину никак нельзя представить сообществом людей, совершенно удалившихся от окружающей среды забывших все мирские привычки, страсти, невзгоды, где царила идиллическая обстановка братства, равноправия и старцы предавались только богослужениям. Скорее всего, всё обстояло как раз наоборот. Да и не могла значительная группа людей, живших рядом с большим городом, уединиться от светского общества с его нравами и обычаями и жить вне зависимости от москвичей и ближайшей округи, от внутриполитических и экономических преобразований, происходивших в России при Петре I, от внешнеполитических событий.

Всего этого нельзя было избежать и потому, что государство постоянно вмешивалось в монастырские дела, контролировало его деятельность. Оно в частности, стремилось пресечь нарушения иноками правил монастырской жизни, о существовании которых знали светские и церковные власти и, конечно, весь народ. Не случайно же в 1708 г. по указу царя Стефан Яворский направил пространные послания в разные монастыри, в том числе и в Донской. В циркуляре осуждалось порочное поведение части монашествующих и давались предписания властям обителей о жестоком контроле за образом жизни старцев, о строгом выполнении монастырских уставов. Местоблюститель патриаршего престола констатировал, что многие монахи переходили из одного монастыря в другой, подолгу жили в мирских домах, ходили в кабаки и пьяные валялись на улицах, к монахам в кельи наведывались женщины, а к монахиням представители мужского пола, в монастырях устраивались смотрины и сватовство. Из-за всего этого «чинитца» монашескому чину многие зазоры и посмеяние». Стефан Яворский требовал от монастырских властей, чтобы они решительно боролись с негативными явлениями, не выпускали из монастырей монахов без особой нужды и без специальных документов, а молодых чтобы сопровождали за пределы монастыря старые монахи, ограничили контакты чернецов даже с родственниками. За нарушение установленного порядка он грозил суровыми карами монашествующим и властям.

Ограничивая подвижность иноков и их связи со светскими людьми, правительство, может быть, пыталось в завуалированной форме одновременно пресечь и деятельность монашествующих недовольных реформами Петра I. Хотя ни прямо, ни косвенно в документе об этом не говорится. Да и была ли нужда царю маскировать от чернецов свои подлинные намерения.²²³

Конкретных доказательств нездоровой нравственной атмосферы в Донском монастыре достаточно много. Причём, дурной пример братьям подчас показывали сам монастырь, его власти. Многократно в документах сообщается, что монастырь «подносил» всевозможные дары различной стоимости знатным светским и духовным лицам. Очень часто от Донского монастыря получали подарки начальник и сотрудники различных приказов, деятельность которых затрагивала интересы монастыря. Правда, в редких случаях удавалось отличить взятки от подношений, которые в практике того времени существовали официально. Приказные люди брали плату за выполняемую работу в натуральной и денежной форме. Персонам высоких рангов Донской монастырь делал подарки в знак благодарности за какие-либо услуги или в силу занимаемой ими должности. Подьячему Поместного приказа А.Е. Жданову 1 августа 1698 г. монастырь дал 5 руб., за оклады двух икон заплатил ещё 5 декабря 1698 г. 2 руб. 34 коп. Одну икону поднесли боярину А.С. Иванову. Думному дьяку монастырь преподнёс в его вотчине в селе Троицком икону Троица, за оклад которой 1 июня 1699 г. уплатил 1 руб. 35 коп. Думному дьяку Приказа Большого дворца Г.Ф. Деревнину монастырь отдал псалтырь киевской печати. 11 марта 1699 г. обитель выдала 1 руб. 35 коп. за оклад иконы, которую поднесла боярину Л.К. Нарышкину. Сам архимандрит 14 января 1695 г. дал монастырских 5 руб. подьячему Посольского приказа Г. Григорьеву «за сходатайство» при покупке вотчины его дяди. Подьячий Донского монастыря И. Воронцов в феврале 1724 г. дал своих 7 коп. на «попойку» унтер-офицерам и драгуну, которые в монастырских владениях переписывали крестьян мужского пола. 31 декабря 1702 г. монастырь уплатил 3 руб. подьячему Сыскного приказа А. Дмитриеву за выписку, чтобы не требовали поголовных денег за четыре мёртвых тела, обнаруженных на территории монастырской вотчины. Казначей обители 25 июня 1700 г. ездил домой к окольничему С.И. Языкову с челобитной, чтобы тот распорядился не собирать с крестьян Железноборовского монастыря стрелецкий хлеб до нового урожая, «а от него ехал поздно». Что «в благодарность» казначей отвёз окольничему неизвестно. Но с пустыми руками не ездят на дом к должностным лицам с подобными просьбами. Казначей 30 августа того же года вновь посетил на службе и в усадьбе С.И. Языкова. И на этот раз не сказано с чем ездил казначей «для монастырских дел». Однако он уплатил дворовым окольничего 31 коп. и, очевидно, без подарков не мог тревожить его самого. 7 февраля 1719 г. казначей приказал выдать четверть монастырского овса дьяку Монастырского приказа Г. Васильеву. Монастырь 24 декабря 1691 г. купил за 4 руб. 66 коп. 9 или 10 свиных туш для раздачи «в почесть» дьякам и подьячим Приказа Большого дворца. 29 июня 1724 г. в Донской монастырь прислали из Медведевой пустыни восемь баранов на раздачу приказным людям и монастырским служителям. Для этой же цели баранов привозили в июне 1725 г. из Медведевой и Тихоновой пустыней и Шаровкина монастыря. По установившейся в России традиции Донской монастырь подносил дары патриархам. Но подарки эти были довольно скромные и редкие. Патриарху Адриану 10 февраля 1695 г. монастырь купил за 58 коп. два осетра, две стерляди и на 9 коп. яблок. Живой рыбы разных пород 22 марта 1696 г. купил на монастырские 3 руб. 63 коп. и отвезли в подарок боярину П.В. Шереметьеву во двор.²²⁴

Чтобы избавить себя и зависимых крестьян от каких-либо обременительных государственных повинностей, монастырь задабривал служащих правительственных учреждений. 24 сентября 1695 г. из казны обители выдали 1 руб. слуге Тихоновой пустыни М. Алексееву на раздачу приказным людям за грамоту «чтоб к губным делам крестьян не спрашивали».²²⁵

Донской монастырь часто раскошеливался из-за судебных тяжб. Судебные разбирательства сами по себе были связаны с ощутимыми издержками. А монастырские власти старались выигрывать их в обход закона. Но за это требовалось хорошо платить. Несмотря на то, что судебные дела наносили обители и материальный, и моральный ущерб, за изучаемый период он непрерывно судился из-за угодий, крепостных крестьян, долгов со светскими и даже духовными феодалами, с государственными крестьянами. Донской монастырь выступал то как ответчик, то как истец.

Судебные тяжбы чаще всего велись обителью за приписные монастыри. Но от этого мало что менялось, так как главным владельцем вотчин приписных монастырей считался Донской монастырь. По этой причине спорившие стороны иски предъявляли именно Донскому монастырю. Естественно, Донской монастырь был заинтересован в выгодном исходе судебных дел не меньше приписных. Да и по законам того времени этот монастырь отвечал за действия приписных обителей и их крепостных.

Сами судебные домогательства рисуют монастырских властей не в лучшем свете, а подкупы лиц, занимавшихся судебными разбирательствами, тем более. Нравственный уровень бравших взятки тоже непригляден.

Только в октябре и ноябре 1694 г. Донской монастырь судился из-за спорных владений Тихоновой пустыни с В. Тарбеевым, Челищевыми и Лотаревыми и из-за угодий Видогощского монастыря с Ф. Годовиковым. Из-за суда за спорные земли Видогощского монастыря сам архимандрит Донского монастыря 1 ноября 1694 г. дал Поместного приказа подьячему И. Титову 1 руб. 50 коп., подьячему К. Сунгурову 50 коп. и двум молодым подьячим 50 коп. С Тихоновой пустынью из-за владений ссорилось сразу несколько человек. Возможно, поэтому Донской монастырь с помощью денег привлекал на свою сторону сотрудников нескольких приказов. Очевидно, чтобы на месте лучше выяснить обстановку, в Тихонову пустынь ездили монах Донского монастыря Зоровавель и подьячий одного из приказов П. Стахеев. На дорогу им 18 ноября 1694 г. монастырь дал 1 руб. старцу и 3 руб. подьячему. Одновременно монастырь уплатил за тоже дело 5 руб. подьячему Поместного приказа Л. Антипину и 50 коп. подьячему Дворцового приказа П. Посникову. Особенным упорством и продолжительностью отличался процесс с В. Тарбеевым. Причастные к этой тяжбе подьячий Поместного приказа А.Е. Жданов получил от монастыря 28 октября 1694 г. 1 руб. и дьяк Приказа Большого дворца Г. Потапиев 3 ноября 1694 г. – 50 коп. и ещё на 25 коп. ему купили капусты. Видимо, из-за этого же дела Донской монастырь дал 1 августа 1698 г. 5 руб. подьячему А.Е. Жданову. Монастырь добился своего – в январе 1700 г. выиграл процесс у В. Тарбеева, не брезгуя при этом никакими методами. 30 января 1700 г. ездили к думному дьяку А.И. Иванову «до света за три часа» бить челом о завершении дела с В. Тарбеевым казначей иеродьякон Геронтий и слуга С.И. Нелюбов. Думный дьяк решил вопрос о спорной земле в пользу монастыря и приказал подьячему Ф. Монукову подписать приговор. За это монастырь «отблагодарил» их, выдав каждому по 5 руб. А.И. Иванов получил от обители дорогостоящие окладные иконы в 1698 и 1699 годах. Не приходится сомневаться в том, что и эти подарки имели отношение к земельным притязаниям Донского монастыря. По приказу архимандрита 5 января 1696 г. дали 1 руб. подьячему А.Е. Жданову, который вёл судебное дело монастыря с князем В. Македонским. Князь претендовал на Куликово поле (скорее всего это легендарное поле русской славы), которым владел Шаровкин монастырь.²²⁶

Боярин М.С. Пушкин в конце XVII столетия обвинял Донской монастырь в укрывательстве его беглых крестьян. Стольник С.В. Киреев уличил в этом же обитель, которая вынуждена была выплатить ему 29 января 1700 г. 100 руб. (по собственноручной расписке архимандрита от 19 января 1699 г.) За приём в свои владения беглых женщин монастырь уплатил в январе 1721 г. 26 руб. Донской монастырь в 1720 г. проиграл судебное дело феодалу Безобразову. Истцу пришлось выплатить крупную сумму. Монастырь заплатил деньги и многим людям, связанным с этим процессом: подьячим, урядникам, писарю, сторожам, солдатам, а обер – ландрихтеру И.П. Топильскому вручил Донскую икону в дорогом окладе стоимостью 3 руб. 80 коп. Стряпчий Троице – Сергиева монастыря в 1695 г. предъявил Донскому монастырю иск более чем на 700 руб. за избиение и ограбление крестьян Троице – Сергиева монастыря. Около 20 лет сам Донской монастырь добивался, чтобы ему выплатили 120 руб. по заёмному письму жители города Смоленска Жуковы. Обращался монастырь в правительственные органы с просьбами о сыске и возвращении беглых крестьян.²²⁷

Помимо судебных процессов, законных хотя бы по форме способов отстаивания интересов духовного феодала, власти Донского монастыря прибегали и к более изощрённым приёмам. Алчность, коварство, жестокость проявили монастырские власти в многолетней борьбе с крестьянами дворцового села Городня Тверского уезда. У приписного Видогощского монастыря в 1689/90 г. правительство отобрало три пустоши и отдало их крестьянам дворцового села. Взамен их государство дало самому Донскому монастырю вотчину в Казанском уезде. Старцы взяли отдаленную вотчину, а пустоши в Тверском уезде не отдавали крестьянам, игнорируя решения правительства. Дворцовые крестьяне не хотели уступать земли монастырю. Даже спустя 10 лет после постановления государства об обмене земель, власти Донского монастыря, посылали вооруженных огнестрельным оружием служителей косить сено, жать рожь в спорных пустошах. Так в июле 1699 г. монастырь направил туда сразу трёх слуг, снабдив их пятью карабинами парой пистолетов и боеприпасами. Через год Донской монастырь тоже снарядил небольшой отряд своих вооружённых служителей в Видогощский монастырь на уборку урожая и заготовку кормов. Среди посланных был слуга А.К. Кринкин, которому выдали пару пистолетов. Почти два года спустя он вернул эти пистолеты в монастырскую казну, но один их них оказался разорван «в мелкие штуки». Значит оружие применялось в конфликтных ситуациях. Помимо пустошей Донской монастырь оспаривал право крестьян села Городня ловить рыбу в озере Видогощ.²²⁸

Что касается огнестрельного холодного оружия, то оно постоянно имелось в монастырской казне. Монашествующие всех рангов и служители ездили по стране вооружёнными. Власти же, особенно архимандриты, выезжали с несколькими вооружёнными людьми. Это являлось одной из примет суровых нравов феодальной России. Обстоятельства заставляли в то время людей думать о самообороне. Архив Донского монастыря содержит немало сведений о воровстве и грабежах, избиениях, убийствах в монастыре и его владениях. Всё это, естественно, становилось известным старцам. Часть из них в силу своего положения или обстоятельств привлекалось к расследованию совершавшихся преступлений, а также являлось их участниками и жертвами.²²⁹

Неслучайно, что все монастырские помещения запирались на замки и монастырь постоянно содержал по два-три церковных сторожа и по одному сторожу казенной кельи. Монастырь регулярно покупал, изготовлял, ремонтировал замки и ключи для монастырских и властелинских помещений. Остальные монашествующие сами заботились о запорах, отведённых для них помещений. Причём, на замки запирались в кельях настоятелей погребцы, поставцы, с их добром. Несмотря на всё это нередко пропадало монастырское и частное имущество. Порой совершались крупные кражи.²³⁰

Обокрали Донской монастырь в ноябре 1659 г. греческий архимандрит Хрисанф и его спутники. Архимандрита прислали жить в монастырь «до указу», очевидно, по распоряжению патриарха. Монастырь выдал ему 6 ноября 1 руб. 15 же ноября Хрисанф, и сопровождавшие его греки «отблагодарили» Донской монастырь. Они украли из новой соборной церкви серебряные лампады и сбежали из обители. Догоняли воров казначей, племянник архимандрита, слуги и конюхи монастырские, вооружённые огнестрельным оружием. Похитителей настигли и отобрали лампады только на Украине, истратив при этом почти 9 руб. монастырских денег. Скорее всего, лампады стоили того, чтобы за ними снаряжать целый отряд. Но у греческих инков ни стыда, ни совести не оказалось ни на грош.²³¹

Поживился за счёт Донского монастыря митрополит Крутицкий Игнатий, управлявший три месяца монастырём после кончины в 1720 г. настоятеля Лаврентия. Архиерей времени зря не терял. Он похитил часть вещей Лаврентия и монастырскую коляску. Свою же коляску Донской монастырь выкупил у митрополита за 15 руб. в 1721 г. Новый архимандрит подал жалобу в синод на действия Игнатия. Синод постановил, чтобы Архиерей возвратил Донскому монастырю взятые вещи. Но он их не вернул. Тогда следующий настоятель обители тоже пожаловался в синод на незаконные действия митрополита. Синод ещё раз предписал Игнатию отдать всё взятое. И после этого иерарх русской церкви не захотел расстаться с украденным добром. Это заставило архимандрита вновь обратиться за помощью в синод. Чем закончилось дело неизвестно, но неприглядный облик высокопоставленного чернеца здесь проявился весьма отчётливо. За уголовные преступления клептомана Игнатия отрешили от должности и упрятали в монастырское узилище Тверской епархии.²³²

Очень крупная кража произошла в Донском монастыре в 1714 г. Злоумышленники ночью проникли в новый собор и похитили много ценностей. Украли дорогостоящие оклады икон с драгоценными камнями, в том числе с Донской иконы. Если оклады икон и другие культовые предметы воры могли увидеть во время богослужений, то заранее знать о различных вещах, хранившихся в алтаре, они не могли. Там находился сундук с личным добром сербского архимандрита. Содержимое сундука исчезло. Возможно, к этой краже был причастен кто-то из старцев или служителей. Тем более что по ночам и монастырь, и собор охранялись. Расследованием ограбления обители занимались Преображенский приказ, правда, безуспешно. Однако часть убытков приказ возместил монастырю в марте 1716 г.²³³

Хищениям монастырских средств монашествующими и служителями в какой-то степени способствовало то, что настоятели и наместники далеко не всегда хорошо знали финансовое состояние монастыря. Об этом красноречиво говорят такие их пометы на документах, как от 23 декабря 1715 г. На обороте челобитной, видимо, наместник наложил резолюцию – казначею иеромонаху Симеону «буде в зборе деньги есть выдат».²³⁴

Представление о нравственной обстановке в Донском монастыре можно получить на основании того, как характеризовались монахи властями монастыря. Так 17 мая 1711 г. архимандрит, посоветовавшись с наместниками и братией, избрали казначеем Донского монастыря «честного» иеромонаха Филарета.²³⁵

Зная, что не все старцы честные, глава Монастырского приказа П.И. Прозоровский требовал, чтобы архимандрит Лаврентий лично контролировал расходование денег, которые приказ выделил монастырю в 1716 г. на ремонтные работы.²³⁶

Впрочем, и настоятели могли кривить душой. Архимандрит Кирилл осмелился даже обмануть императрицу Анну Ивановну. Он в 1730 г. просил возвратить Донскому монастырю подворье, отобранное Петром I в 1702 г. По утверждению Кирилла все строения подворья были новыми, однако имеющееся подробное описание подворья не подтверждают это. Что, конечно, хорошо знал настоятель, так как описание находилось в его распоряжении.²³⁷

Для характеристики нравственной атмосферы в общине монастыря показательны проделки монаха Герасима Рогожина и вызванные ими последствия. Архимандрит и наместник обители 11 марта 1716 г. доверили ему дело первостепенной важности для монастыря – поехать в город Казань и добиться от губернатора и других местных властей возвращения монастырю села Сокольи горы. Это владение Донского монастыря запустело с 1708 г. после разгрома восставшими башкирами и политики правительства. Монах также должен был попытаться взять на оброк какую-либо из рыбных ловель, отобранных у монастыря Петром I в1704 г.

Выбор властей пал на монаха Герасима Рогожина, по всей вероятности, не случайно. Постригли его в 1715 г. по царскому указу. До этого он являлся гостем гостиной сотни и, следовательно, человеком, умевшим обращаться с представителями государства, а также заслуживавшим доверия. Посланца снабдили соответствующими документами, рекомендовали ему, «присматриваяся к тому делу, прилагать свои разум, чтоб узнать тех суперников о чем их спор». Главная задача заключалась в том, чтобы стараниями монаха «в обитель святую была прибыль». На расходы Герасиму Рогожину выдали из монастырской казны 20 руб., а также восемь листов гербовой бумаги, снарядили три лошади с санями и в помощники направили монастырского слугу К.А. Телепнёва.

Вернувшись в Донской монастырь инок Герасим Рогожин 15 июня 1716 г., представил архимандриту отчёт о поездке и о расходовании монастырских денег и имущества. Поездка оказалась безуспешной. Вотчину монастырю не возвратили, одна лошадь по дороге в Казань пала, церковные принадлежности и книги он оставил у казанского митрополита и в церкви села Сокольи горы. Монастырские деньги старец истратил на дорогу и при хождении по правительственным учреждениям все и даже 56 коп. своих.

Всё выглядело вполне правдоподобно, однако слуга оказался честным, то ли они что-то не поделили между собой. Но К.А.Телепнёв подал властям монастыря свой отчёт о расходовании монастырских денег и сообщил о поведении чернеца. Оказалось, что старец сильно покривил душой и написал о расходах, которых не было, а о некоторых умолчал и монастырская лошадь погибла по его вине. Слуга записывал расходы тайно от монаха. Больше месяца монастырские власти выясняли сколько и на что израсходовано в поездке монастырских денег. 27 июля 1716 г. они постановили взыскать с монаха Герасима Рогожина 6 руб. 15 коп., которые у него должны были остаться после подсчёта всех расходов; 3 руб. 99,5 коп., которые он пропил; 1 руб., на который он купил себе сапоги, перчатки, шляпу; 5 руб. за загубленную монастырскую лошадь. Всего с него причиталось 16 руб. 14,5 коп. У Герасима Рогожина также отобрали узду, седло и подседельную кожу, которые старец купил себе за 1 руб. из полученных 20 руб.

Безобразным поступком монах подорвал свою репутацию и претерпел из-за этого много неприятностей. Власти не только взыскали с него ущерб, причинённый обители, но, очевидно, сообщили о случившемся в Духовный приказ. По царскому указу Герасима Рогожина арестовали. А в это время из его кельи украли мантию, баранью шубу, часослов, чернильницу и настенное зеркало – в общей сложности на 6 руб. 65 коп. Монах заподозрил в краже жившего с ним в одном здании будильника чернеца Тихона. Будильнику это не понравилось, и он без ведома архимандрита перевёл опального чернеца жить в другое, худшее помещение. А власти заставили его стеречь монастырский огород. Впоследствии монаха Герасима Рогожина вновь арестовали, а когда освободили, то будильник отвел его жить уже в хлебню. Во время вторичного пребывания под арестом, будильник забрал его постельные принадлежности, посуду, рукавицы. По требованию Герасима Рогожина брат Тихон возвратил ему взятое, кроме рукавиц, стоивших 1 руб., и бочонка, стоившего 25 коп. Обо всём этом рассказал сам Герасим Рогожин в 1717 г. в челобитной архимандриту и попросил о возвращении рукавиц и бочонка.

Настоятель приказал допросить Тихона, который поведал много любопытного, о чём не упоминал Герасим Рогожин. Оказалось, что до первого ареста старец жил в одном здании с будильником и с иеромонахом Ионой. При аресте Герасим Рогожин свой «чулан» запер на замок, но не опечатал. Замок был цел до возвращения арестованного, но Герасим Рогожин заявил, что кто-то через окно украл его вещи. Будильник не видел кто это сделал, но слышал от самого пострадавшего, что во время пребывания Герасима Рогожина в заключении в его келью приходила его дочь, которая взяла там двух чижей в клетках и отдала их монаху Феофану Буслаеву. Так как Герасим Рогожин после второго ареста долго содержался в приказе, то по распоряжению наместника его келью отдали другому иноку, а вещи будильник отнёс на хранение к наместнику. До этого родственницы Герасима Рогожина пытались взять из его кельи подголовок и медный горшок, очевидно, с какими-то ценностями. Сделать это им запретил архимандрит Лаврентий. Когда Герасима Рогожина привезли из заключения, будильник возвратил ему взятые вещи кроме рукавиц и бочонка, которые оставил у себя наместник. По распоряжению наместника будильник отвёл Герасима Рогожина в хлебню и посадил его на цепь.

Правительственные органы занимались делом инока даже в 1719 г. А монастырские власти заставляли его и в 20-е годы выполнять разнообразную черновую работу.

Изложенные факты дают много пищи для размышлений и выводов.

Власти Донского монастыря имели все основания злиться на бесчестного старца ещё и потому, что в Казани он потратил всего 48 коп. на подарки только одним подьячим. А в отчёте Герасим Рогожин рапортовал, что на это израсходовал 8 руб. 43 коп., в том числе на подношения губернатору и вице-губернатору. Возможно, как раз по этой причине монастырю не возвратили вотчину в Казанском уезде. О том, что серьёзные дела тогда не решались без подарков, знали и власти монастыря, и бывший гость гостиной сотни. Иначе бы он не стал выдумывать расходов на эти цели. Инок меньше всего думал об интересах обители, в которой нашёл себе приют с помощью государства, а помышлял только о личных доходах и собственной утробе. Пропить 4 руб. за три месяца в то время было нешуточным делом. Складывается впечатление, что в поездке он только и занимался пьянством. Всё это монах делал на глазах слуги и конюхов. Напрашивается и такой вывод. Если монастырские деньги в корыстных целях использовал недавно постриженный человек, то, видимо, так поступали и более опытные старцы. Монах Герасим Рогожин пытался обворовать монастырь отнюдь не из-за нужды, а из-за привычки жить на широкую ногу. Если монастырские власти узнавали о попытках старцев поживиться за счёт монастыря, они взыскивали с виновных убытки в пользу обители, чтобы другим неповадно было. За подобные преступления карали и правительственные органы. Среди мер монастырского наказания применялись перевод «в худшие жилищные условия, и на тяжёлую работу», заковывание в цепи. Так поступили хотя и с проворовавшимся, но бывшим московским гостем, человеком безбедным, у которого поблизости жили родственники. Как же тогда относились в монастыре к слабым, бедным, одиноким монахам, выходцам из низших сословий общества. Впрочем, в святой Руси на цепях держали не только монахов, но и собак, и медведей. Какие времена-такие нравы.

Воровство существовало и в среде братской общины, что заставляло старцев не только запирать, но и опечатывать свои кельи. В личной собственности иноков имелись зеркала, певчие птицы, а Герасим Рогожин на ворованные деньги купил себе шляпку, перчатки. Всё это трудно совместить с аскетическими требованиями монастырских уставов. Родственники монашествующих могли приходить к ним в кельи в их отсутствие, поддерживали с ними тесные связи.²³⁸

^{Бывало, что старцы обижали служителей. Стряпчий} Донского ^{монастыря А.Н. Гомоницкий в 1701 г. жаловался архимандриту на самоуправство управителя монастырской вотчины в Казанско}

Бывало, что старцы обижали служителей. Стряпчий Донского монастыря А.Н.Гомоницкий в 1701 г. жаловался архимандриту на самоуправство управителя монастырской вотчины в Казанском уезде иеромонаха Зоровавеля. Иеромонах во времена пребывания там стряпчего нанёс ему убытков более чем на 30 руб. Примечательно, что настоятель не захотел вникать в суть дела и посоветовал А.Н. Гомоницкому самому предъявить претензии лично Зоровавелю. Этот же стряпчий сообщал в письме из Казани своему брату в Донской монастырь, что он и монастырские конюхи сидят в тюрьме «за монастырь» (не выполнялись государственные повинности с вотчины). Строитель же вотчины монах Филимон не снабжал их едой. Достоверность этого известия подтверждает смерть А.Н.Гомоницкого в тюрьме от голода и побоев.²³⁹

Об упоминавшемся строителе Филимоне как о человеке не только бессердечном, но с наклонностями уголовного преступника, свидетельствует такой его поступок. Он ехал в феврале 1699 г. в Москву из Казанской вотчины с рыбным обозом и остановился в Казани на монастырском подворье. Вопреки правительственному запрету, приехавшие ночью разожгли костёр во дворе подворья. Узнавший об этом городовой объезжий явился со стрельцами к подворью и потребовал затушить огонь. Монах же приказал подчинённым запереть ворота, а прибывших стражей избить дубинами. Этим дело не ограничилось. Объезжий доложил о случившемся воеводе, который выделил ему ещё стрельцов и детей боярских, чтобы они силой заняли монастырское подворье и навели порядок. Когда вновь прибывший усиленный отряд попытался проникнуть во двор, старец Филимон организовал оборону и велел «до смерти бить» их. Разгорелся настоящий кровавый бой, закончившийся победой монаха и его дружины. Испугавшись наказания инок сбежал с обозом. Сделал он это вовремя, так как знал, что его ждёт суровое наказание от казанских властей. Воевода в случае поимки Филимона грозила «Я де ему спину мяхче брюха зделаю». Н.О. Кудрявцов сильно гневался на чернеца не только за то, что он оказался закопёрщиком бесчинства, организатором побоищ. А Филимон лично участвовал в истязаниях государственных служащих. «Стрельцов побили и сыну боярскому голову пробили и всего едва жива оставили, да ещё на том не престал и сковавши под мост поклал и ногами топтал». Старец избежал ареста. Но прибывшие из приказа приставы захватили на подворье всех монастырских крестьян и повергли их жестокой экзекуции. «Так батогами били что и кожу с плечей спустили».²⁴⁰

Звероподобных индивидов в рясах в Донской обители всегда водилось в изрядном количестве. Поп села Троицкого летом 1724 г. жаловался архимандриту Донского монастыря сам и от имени крестьян на бесчеловечные действия строителя монаха Пахомия. Этот старец, напившись пьяным, двух крестьян бил «кнутом безщадно, сняв рубаху». Потом позвал к себе попа и приказал привести к нему какого-нибудь крестьянина. Но взрослые крепостные разбежались (очевидно, они хорошо знали буйный нрав пьяного строителя), поэтому привели только ребёнка. Пахомий «пьян безобразно при попе снял с него рубаху и бьёт его кнутом, а сам ноступил но шею ногою». Поп просил монаха не бить ребёнка «смертным боем», но он священника «почел бранить скверно и поганско, что уму человеческому недостижно быть». Поп с трудом вырвался из кельи строителя, но он «взял дубинку и гнал зо мною до дворишка моево». Во дворе оказалась попадья, которая начала укорять старца. Но он «учел бить попадью мою дубиною смертно. И от того боя лежала с п[ять] недель и боля». После этого чернец увёл со двора попа, лошадь и корову.

Описанные действия Пахомия со всей очевидностью показывают омерзительный облик живого существа, носившего рясу. О строителе Пахомии не может быть и речи как о смиренном, богобоязненном иноке. Не приходится сомневаться, что это далеко не первая его выходка. Даже если священник и густил краски, что могло быть, всё равно в основе челобитной лежали реальные факты. Да и отношение попа к монашеству выражено весьма убедительно.

Реакция властей Донского монастыря на письмо священника красноречиво характеризует их собственный облик. По-видимому, они не усмотрели ничего из ряда вон выходящего в действиях садиста, пьяницы, матершинника строителя. Поэтому советовали, чтобы он жил смирно, не пьянствовал, крестьянам и попу никакой «изгони», напрасных нападок и налогов «не чинил» и «без дела бы никаго не бил». Монаху грозили, «ежели ты впредь будешь жить не смирно и пьянствовать и за то ты будешь истязан жестоко». Трудно даже предположить, что ещё должен был натворить старец, чтобы власти применили это наказание. Очевидно, насилие, произвол являлись в те времена обычным состоянием.²⁴¹

Для сбора податей во владениях, находившихся в Брянском (где «трудился» строитель Пахомий) и соседних уездах, власти Донского монастыря в конце 1724 г. послали монаха Самсона. Перед отъездом его, грузинского князя по происхождению, монастырь за свой счёт одел и обул. Монах же, приехав на место, не стал заботиться о прибылях и доходах монастыря, а вымогал у крестьян для себя деньги, самовольно продал часть монастырского хлеба. С крепостными старец обращался очень жестоко, оскорбительно. К тому же по-русски он изъяснялся плохо, но отлично сквернословил. На первых порах чернец Самсон не только не занимался монастырскими делами, но даже мешал это делать бывшему там приказчику. Служитель доложил монастырским властям о действиях старца. Несмотря на его лихоимство и проступки, власти ограничились письменным внушением и не отозвали Самсона в Донской монастырь. Видимо, такие поступки были весьма распростроненными.²⁴²

Архимандрит Лаврентий, зная падкость монашествующих на деньги, в послании в мае 1720 г. гневался на строителя Тихоновой пустыни монаха Феофилакта Буслаева за то, что он дозволил крестьянину жениться на беглой вдове. Настоятель считал, что старец так поступил «знатно для взятков своих», «забыв страх божий ради своих бездельных корыстей». Обвинения эти высказывались человеку, который через некоторое время стал инквизитором Донского монастыря. Даже если это было лишь предположение архимандрита, для нас всё равно весьма важна его оценка честности своих подчинённых, тем более занимавших руководящие должности. Уж он-то был отлично осведомлён, что часть братии ради личной наживы обворовывали монастырь, злоупотребляли своим положением.²⁴³

Для характеристики нравственного облика монашествующих Донского монастыря Я.А. Кириллов перед пострижением в Донском монастыре пообещал внести гигантский по тем временам вклад-50.000 руб. Но приняв пострижение, резко уменьшил размер взноса(5000 руб. и 5 тыс. червонных). А потом и этот дар схимонах Иов не желал давать. Монастырские власти в свою очередь не хотели упустить внушительную сумму. Они пожаловались царям на обман их собственного старца. Только с помощью государства монастырь смог заставить вдову бывшего думного дьяка выполнить обещание. При этом Я.А. Кириллов выторговал у монастыря настолько вольготные условия проживания в обители себе и своей прислуге, что они мало напоминали монашеский образ жизни. Да ещё вдова его добилась, чтобы поминали Иова за счёт монастыря.

Здесь не в лучшем свете показали себя обе стороны, затеявшие тяжбу из-за денег. Нельзя не обратить внимание и на то, что схимонах Иов подозрительно быстро умер. Он скончался в возрасте 46 лет.²⁴⁴

Вскоре же после пострижения преставился и другой щедрый вкладчик-схимонах Гавриил, который перед уходом из мирской жизни купил за 1800 руб. двор и пожертвовал его монастырю. Поминали схимонаха тоже на монастырские средства.²⁴⁵

Я не знаю почему постригся в Донском монастыре 18 августа 1699г. певчий дьяк И.В. Подвинский под именем Иоасафа. Человеком он был состоятельным. За пострижение дал 100 руб. и свой двор. Но с уверенностью можно предположить, что певчий дьяк не решился бы на такой шаг, если бы знал, как сложится его монашеская судьба. Уже в 1700 г. чернец оказался в казематах Преображенского приказа. Архимандрит Антоний распорядился передать страдальцу милостыни 1 руб. 26 августа и 30 коп. 3 сентября. Это было началом его тернистого пути в иночестве. Различные заключения длились весь период пребывания старца в обители. Далее, среди всего прочего, Иосафу Подвинскому пришлось близко познакомиться даже с мрачным узилищем Соловецкого монастыря. Одновременно с бывшим артистом в той же тюрьме томился ещё один схиеромонах Донской обители Никон. Ему настоятель 16 февраля 1700 г. пожаловал тоже 1 руб. Суровая государственная длань покарала их за какие-то серьёзные прегрешения.²⁴⁶

Наглядную картину нравственного уровня монашествующих в России той эпохи рисует дело об убийстве 6 декабря 1724 г. монаха Ионы Глаголевского. Этот старец являлся помощником посельского инока Филиппа в сельце Раменки. 5 декабря туда приехал из соседнего сельца Семёновского монастырский крестьянин С. Иванов молоть пшеницу. Мельником там работал его отец, но он в тот день находился в Донском монастыре. А на мельнице в то время садовник молол монастырский солод. Крестьянин попросил посельских старцев, чтобы они распорядились прекратить работу на монастырь и дать возможность ему смолоть собственную пшеницу. Иноки просьбу крепостного удовлетворили. Мужик в знак благодарности пригласил их в гости на крестины сына и на Николин день. Рано утром на следующий день монах Иона Глаголевский поехал в Донской монастырь, взяв с собой сына монастырского скотника И. Григорьева. Пробыли в монастыре они полдня. За это время старец вместе со своими собратьями успел хорошо отметить религиозный праздник. Но, очевидно, этого ему показалось недостаточно. Из монастыря И. Григорьев повёз сильно подвыпившего чернеца к сыну мельника в сельцо Семёновское на крестины. Вторую половину дня до позднего вечера монах провёл в гостях, где напился до безобразного состояния. После этого сын скотника повёз Иону Глаголевского в сельцо Раменки. Захмелевший старец вёл себя агрессивно по отношению к И. Григорьеву, оскорбляя его, пытался сбросить с повозки и даже грозился убить. Молодой кучер не выдержал издевательства одуревшего от спиртного черноризца и забил его до смерти.²⁴⁷

Несомненно, главной причиной гибели монаха Ионы Глаголевского являлось его чрезмерное пристрастие к спиртному. По всей видимости, в изучаемое время пьянство было широко распространено в монашеской среде, как и в мирской. Факты об этом уже неоднократно приводились. Это же подтверждали в челобитных царям власти Донского монастыря, может быть сами того не подозревая. Обращаясь к Петру I за разрешением посвятить старца в сан священнослужителя архимандрит наравне с прочими достоинствами кандидата указывал, что он «не упивается». Иногда в челобитных слово «не упивается» зачёркивалось. Очевидно, кто-то и тогда осознавал, что неприлично пьянствовать иноку, тем более претендовавшему на сан священнослужителя. Тем не менее, проблема алкоголизма выявлялась и здесь. Власти Донского монастыря в официальном документе в синод в 1726 г. так характеризовали сорокатрёхлетнего иеромонаха Матвея-«от хмельного пития невоздержан».

Дурной пример излишнего употребления алкогольных напитков рядовым старцам, кажется, показывали сами монастырские власти. Принимать и угощать особо знатных богомольцев входило в функции настоятелей. Пётр I даже обязал монастырские власти созывать гостей- устраивать «ассамблеи». Но о нравственном облике тех, кто посещал Донской монастырь и тех, кто их принимал свидетельствует то, что подобные визиты не обходились без пышных застолий с обильными возлияниями спиртного (об этом уже говорилось выше). Даже самая первая монастырская «ассамблея», состоявшаяся по указу царя и по распоряжению синода как раз в Донском монастыре. Она превратилась в пьяную оргию, судя по огромному количеству купленных для этой цели продуктов питания и вина. На ней присутствовали только члены синода и синодальных учреждений. 29 декабря 1723 г. в Донском монастыре собралось 20 таких персон во главе с вице-президентом синода новгородским архиепископом Феодосием. Приходится только недоумевать, как они справились с припасёнными едой и питиём.²⁴⁸

Странным, малопонятным, но, очевидно, довольно распространённым явлением в монашеской сфере было бегство из обителей. Бегство труднообъяснимо потому, что люди постригались добровольно, даже давали за это вклады. Возможно, в каких-то случаях старцы избирали такую формулу протеста, выражали своё недовольство несправедливостью властей или пытались избежать наказаний за содеянное. Но в использованных источниках мотивы побегов не сообщаются. Да и полные сведения о побегах, монашествующих из Донского монастыря, к сожалению, имеются только в списке братии 3 июня 1723 г., в котором помечена дальнейшая судьба каждого из них по 2 июня 1729 г. (за шесть лет).

Из 70 старцев, внесённых в этот список, бежало девять человек

(почти 13 процентов). Однако шесть иноков (две трети бежавших) возвратились в монастырь (одного из них поймали и, очевидно, возвратили насильно, но он бежал повторно). Среди бежавших было четыре псаломщика (из них один имел сан иеродьякона), иеродьякон конархист клиросный монах и трое поваренных (все трое вернулись в монастырь, но один бежал ещё раз). Нельзя не обратить внимание на то, что две трети бежавших были причастны к богослужениям. Как мне представляется это привилегированная часть братской общины.

Двое из появившихся после составления 3 июня 1723 г. списка в Донском монастыре старцев впоследствии тоже бежали (монах Соломон, присланный московской дикастерией и часовник иеродьякон Варнава, который отбыл «собою» в Новоспасский монастырь).²⁴⁹

Не приходится сомневаться, что монашествующие совершали побеги и до 20-х годов XVIIIв., но источники по какой-то причине об этом умалчивают.

Конечно, воровство во имя низменных целей, лихоимство, пьянство, бессердечность, ханжество, как и другие виды моральной нечистоплотности отвратительны во все времена и в любых слоях общества, но особенно они предосудительны в монашеской среде. Возможно, кое-кому из старцев Донского монастыря в каких-то ситуациях представлялось широкое поле для неблаговидных деяний. Несмотря на это неправомерно полагать, что все иноки Донского монастыря имели только порочные качества. Такого быть не могло. Даже в одном средневековом человеке уживались различные, казалось бы, взаимоисключающие начала. Тем более это относится к сравнительно крупному коллективу. Люди и в одинаковом монашеском одеянии обладали различными человеческими качествами. Они являлись детьми своего времени, порождением той эпохи. К тому же в монашеской среде отступления от норм морали и нарушения монастырского устава, разумеется, не поощрялись, а серьёзные проступки и тем более преступления карались, хотя и не всегда. Просто негативные стороны жизни чаще фиксировались в документах, а обычные отношения и даже проявления добродетели считались естественным делом.

Несправедливо было бы представлять, что все монашествующие Донского монастыря находились в состоянии дремучего невежества, бескультурия. Так больных старцев, в первую очередь властей, в конце XVIIв. и в первой четверти XVIII в. лечили доктора, для них покупали лекарства и даже отправляли на своеобразные курорты. 19 сентября 1695 г. монастырь выдал лекарю 1 руб. 50 коп. за лечение головы иноку Досифею и 50 коп. за то, «что метал руду отцу архимандриту и священником». По приказу настоятеля 4 января 1696 г. заплатили 1 руб. лекарю Алексею, «что лечил отца архимандрита». Через четыре дня уплатили 30 коп. «рудомету», который осуществил кровопускание настоятелю и наместнику. Архимандрит Иоаким 22 августа 1724 г. в сопровождении слуги и возницы поехал в Боровский уезд к «мерцыальным водам». Монастырь обеспечивал его продовольствием, а для охраны в пути купил 1,6 кг. пороха.²⁵⁰

Для излечения лошадей монастырь приглашал ветеринаров и покупал лекарства. 26 июля 1698 г. монастырь уплатил 1 руб. «конскому лекарю» Симонова монастыря за лечение монастырских лошадей. Он их лечил полгода. Монастырь 7 января 1695 г. купил за 10 коп. «лошадиное» лекарство. Для лечения лошадей монастырь в январе 1695 г., в декабре 1701 г., в мае 1722 г. покупал нефть, скипидар, купорос, квасцы, нашатырь, серу. Правда, не всегда можно понять для кого покупались лекарства- для старцев или для лошадей. Так 24 мая 1697 г. монастырь выдал 60 коп. лекарю Иякову на лекарство. Но неизвестно кому предназначалось это лекарство. К тому же ветеринаров именовали, как и врачей «лекарями», реже «конскими лекарями».²⁵¹

По моему мнению, на лечение лошадей тратилось больше монастырских средств, чем на иноков. Это можно объяснить тем, что лошади являлись дорогостоящей собственностью монастыря, поэтому для их лечения монастырь покупал различные снадобья и приглашал специалистов. Монашествующие, очевидно, по большей части сами оплачивали стоимость лекарств и услуг врачевателей.

Старцы шли в ногу с техническим прогрессом своего времени. 10 августа 1724 г. обитель купила за 27 коп. трёхсаженный насос-выкачивать воду из погреба архимандрита. Монашествующие поддерживали опрятный вид монастыря и в помещениях. Монастырь 27 января 1722 г. за 10 коп. купил 1 фунт белил- красить фонари у святых ворот (и это делалось зимой). Столы в братской трапезной накрывались скатертями (о скатертях, полотенцах настоятельской трапезной уже сообщалось). Стирали их за счёт монастыря. Для этой же цели обитель приобретала соответствующий инвентарь, мыло.²⁵²

Повседневный быт чернецов скрашивало содержание в монастыре и в братских кельях декоративных птиц (павлинов, чижей). Наличие их носило, по всей вероятности, религиозный смысл. Но живых людей в первую очередь интересовала эстетическая сторона дела. Донской монастырь 2 июля 1699 г. заплатил 35 коп. золотарю Г.М.Журкину, который поймал улетевшего из обители павлины. Большинство монастырских павлинов находилось в сельце Раменки, где была дача властей.²⁵³

Моя работа, подготовленная на скрупулёзном анализе обширного корпуса источников, позволяет сделать ряд выводов, в частности, не все иноки являлись чёрным духовенством, а только те из них, которые были причастны к обрядам священнослужения. Остальные оказывались разнорабочими в рясах. Жаркие дискуссии по этому вопросу велись в XIXст. Донской монастырь, как и немало других, владел крепостными крестьянами, земельными и промысловыми угодьями. Это обитель – феодал, естественно, эксплуатировал зависимое население. Но вправе ли мы всех насельников таких монастырей именовать эксплуататорами. Корпоративными феодалами были только власти. А львиная доля благ в них доставалась узкой прослойке братской общины. О всех старцах угнетателях жителей страны постоянно сообщается в советской историографии. Некоторые обличители чернецов даже высчитывали сколько крепостных душ приходилось на каждого насельника. Такие арифметические выкладки обнародовал лауреат Ленинской премии доктор исторических наук Н.Н. Воронин «О черноризцах Троице-Сергиевой Лавры». Высшая награда СССР ему присуждена за изучение зодчества Северо-Восточной Руси. Однако в этой сфере он был профессиональным дилетантом. Но в своей базовой специальности, видимо, ничем не блистал. Иначе бы такую ерунду не сочинял.²⁵⁴

Порой приходится в СМИ слышать более забавную чушь об иноках. Так весьма динамичный активист ветеранского движения силовых структур вещает, якобы на Руси издревле самыми уважаемыми гражданами являлись военные и монахи. Насчёт рейтинга первых ничего не ведаю. Касательно вторых, читайте выше. Глаголет это настоящий полковник, ибо иной офицер не додумался бы до такой ахинеи. Родилась озвученная теория, скорее всего, в воспалённом мозге стерильно чистом от элементарных познаний истории монашества. Донской монастырь – всесословная, многонациональная корпорация разновозрастных людей. Преобладали русские феодальнозависимые из различных регионов. Численность москвичей была наибольшей. Шли в обитель добровольно, а некоторые нелегальными путями. Это показывает, что жилось там всё же более комфортно, чем в миру. Иноки не были совершенно изолированы от светского общества. Материальное положение, бытовые условия чернецов, их вес в братской общине были различными и отнюдь не братскими. Равенство в те времена не могло существовать ни в монастыре, ни на погосте. Часть старцев имела дорогостоящую личную собственность и крупные денежные накопления. Возможно, это не являлось серьёзным нарушением церковных правил, так как Донская обитель оставалась необщежительной до 20-х годов XX ст. Донской монастырь, как и другие русские православные обители, являлся тоталитарной, специфической клерикально-хозяйственной ячейкой феодальной страны. Его настоятели, наделённые государством неограниченными полномочиями, управляли им практически единолично. Единоначалие не исключало того, что в каких-то обстоятельствах они могли советоваться с остальными властями и старцами. Нравы, наклонности, привычки черноризцев в монастыре и, особенно вне его стен оказывались такими же как во всей стране. При поступлении в обитель менялись лишь одежды, а индивидуальные качества людей - положительные и отрицательные оставались прежними. Можно сказать, что некоторые чернецы шли одновременно по двум параллельным дорожкам – одна из них вела в рай, другая в ад. Монастырская община представляла миниатюрный срез структуры населения Руси той эпохи. Судьба Донского монастыря полностью зависела от расположения к нему царей и их близких. На обитель не распространялись Соборное Уложение 1649 г. и иные законодательные акты, направленные на запрещение роста монастырского землевладения. Их игнорировали сами правители страны вкупе со своей роднёй. Определённую роль, естественно, играли оборотистость, хватка настоятелей Донского монастыря и позиция богатой аристократии.

О функциях монастырей на Руси в глубокой древности худо-бедно известно, но только тем, кто желает это знать. Однако ума не приложу для чего предназначены обители в настоящее время. А они растут как после обильного грибного дождя. Это плод политики клерикализации страны, нынешними руководителями государства. Президентам и их командам остро необходим фанатичный религиозный электорат. Поэтому они постоянно порицают советскую власть за атеистическую политику, за отчуждение церковного имущества, за лишение их привилегий и прибылей. Но русская православная церковь являлась неразрывной составной частью государственной структуры России, главой которой состояли монархи. Вся собственность духовных институтов принадлежала всему народу. А любое дееспособное светское государство обязано проводить политику в интересах всего населения. Взаимоотношения государства и церкви строятся по принципу качелей. Сильное государство держит в своих руках все нити управления страной. Когда же церковь довлеет в светском государстве над правительством - это симптом крайне опасной болезни, что может привести его к летальному исходу. Вместо того чтобы лебезить перед церковью, руководству страны необходимо не оттягивать неизбежную реституцию. Нужно вернуть потомкам законных собственников всё несправедливо отнятое у их предков век тому назад.

1. Забелин И.Е. Историческое описание московского ставропигиального Донского монастыря. Изд.2.М. 1893.С.14, 15.

2. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф.396, оп.1,ч.5, д.5177, л.6, д.6018, л.9, д.6336, л.145.
3. Центр хранения документов до 1917 года (ЦХД до 1917 г.), ф.421, д.32, л.1,34-36. Очевидно, количество монашествующих в этом году было больше, но точно подсчитать их нельзя, так как дело пострадало от пожара. Листы в нём перепутаны и может быть они сохранились не все.
4. Там же, д.207, л.923об.-925об. В расходной монастырской книге одновременно перечисляются 60 человек. Но в ней упоминаются ещё несколько иноков, которые получили оклады в другое время, и не указаны чернецы, жившие в отдалённых владениях обители.
5. Там же, л.1022-1025.
6. Там же, д.401, л.2; Государственный исторический музей отдел письменных источников (ГИМ ОПИ), ф.440, д.51, л.69,70.
7. ЦХД до 1917 г., д.401, л.1.
8. Там же, д.483, л.1-10. Очевидно, утрачены два листа, на которых могли быть сведения о 10-12 монахах. Следовательно, всего в обители жили около 80 старцев.
9. Там же, д.979, л.1-6. В списке указано 70 иноков, но в нём нет архимандрита.
10. Там же, л.1-8об.
11. Горчаков М.И. Монастырский приказ (1649-1725). Опыт историко-юридического исследования. СПб.1868.С.44 (приложение).
12. ЦХД до 1917 г. ф.421, д.401, л.2.
13. РГАДА, ф.396, оп.1,ч.5, д.5177, л.6.
14. Там же, д.6079, л.3.
15. Там же, д.6336, л.19.
16. Описание документов и дел, хранящихся в архиве святейшаго правительствующаго синода (далее-Описание документов и дел).СПб.1879.Т.2.Ч.1.Стб.544.
17. РГАДА, ф.236, оп.2,ч.1, д.2056, л.1, ф.237, оп.1,ч.1, д.67, л.11.
18. Там же, ф.18, д.13, ч.1, л.13.
19. ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, д.1069, л.2об.
20. Описание документов и дел. Т.2.Ч.1.Стб.545; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.1122, л.4.
21. Налётов А.Г. Смерть после смерти. К истории некрополя Свято-Донского монастыря. «Москва».2012.N11.С.184-187.
22. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.483, л.1-10.
23. ГИМ ОПИ, ф.440, д.407, л.1.
24. ЦХД до 1917 г. ф.421, д.417, л.1,5.
25. Там же, д.337, л.1-2об.
26. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.2, д.6121, л.1.
27. ГИМ ОПИ, ф.440, д.407, л.33.
28. РГАДА, ф.337, д.207, л.864об., 872.
29. ГИМ ОПИ, ф440, д.51, л.5об, д.407, л.26,33,39,51,60; РГАДА, ф.237, д.207, л.872; ЦХД до 1917 г., ф.421, д.218, л.1,2, д.289, л.1,3, д.337, л.4-6, д.417, л.3,4,6,15, д.483, л.6,7об., д.596, л.1, д.766, л.6,6об.
30. Описание документов и дел.1897.Т.5 (приложение.Т.V.Стб. LXIX).
31. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.367, л.9об.
32. Описание документов и дел.1878.Т.3.Стб.287,288.
33. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.979, л.22об.
34. ГИМ ОПИ, ф.440, д.407, л.63.
35. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.483, л.1-10.
36. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.5, 5об.,26,26об., д.407,л.31; ЦХД до 1917 г., ф.421, д.417, л.1,1об,3,5,5об., д.766, л.6,6об., д.808, л.15об., д.979, л.18об., 19.
37. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.147об., д.207, л.471об., 952об., 953, 1028об., 1042.
38. Там же, оп.1, ч.1, д.61, л.54,54об.,125об., 126, 149об., д.207, л.780, 1042, 1043об.
39. ГИМ ОПИ, ф.440, д.407, л.1, 33.
40. РГАДА, ф.237, оп.1, д.207, л.975; ЦХД до 1917 г., ф.421, д.483, л.4.
41. РГАДА, ф.237, оп.1, д.207, л.871, 871об.
42. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.337, л.6,6об., д.483, л.3,7, д.596, л.1, д.979, л.19,19об.
43. РГАДА, ф.248, оп.9, д.530, л.354об.
44. ГИМ ОПИ, ф.440, д.407, л.63.
45. Там же, л.32,39.
46. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.289, л.2,2об.
47. Там же, д.417, л.4,15, д.483, л.6об.
48. Рункевич С.Г. Александро-Невская лавра, 1713-1913. СПб. 1913. С. 314.
49. РГАДА, ф.248, оп.9, д.530, л.38.
50. Рункевич С.Г. Указ.соч. С.175;ЦХД до 1917г., ф.421, д.337, л.4.
51. Рункевич С.Г. Указ.соч. С.192,194.
52. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.979, л.18об.
53. Рункевич С.Г. Указ.соч. С.202.
54. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.289, л.1,1об., д.761, л.1,1об.
55. Описание документов и дел. 1878.Т.2. Ч.2. Стб.9,10.
56. Там же. Т.3. Стб. 287, 288.
57. Там же. Т.1. Стб. 140. Т.2. Ч.1. Стб.535.
58. Забелин И.Е. Указ.соч. С. 126; [Максимович Л.М.]. Путеводитель к древностям и достопамятностям московским. М.1793 Ч. IV. С.112; Российский государственный исторический архив (РГИА), ф.797, оп.17, д.39624, л.4 об.,5.
59. [Максимович Л.М.]. Указ.соч. С.112; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.840об.; РГИА, ф. 797, оп.17, д.39624, л.4, 4об.
60. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.979, л.17.
61. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.157, 157об., 158, д.207, л.840, 872, 873об.
62. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.75, л.11-14.
63. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.875об., ф.248, оп.9, д.530, л.150об., 151об.; ЦХД до 1917 г., ф.421, д.37, л.2об.
64. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.417, л.6.
65. Там же, д.483, л.1-10.
66. Там же, д.724, л.3.
67. Забелин И.Е. Указ.соч. С.153, 154; [Максимович Л.М.]. Указ.соч. С.87,88; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.1024.
68. ГИМ ОПИ, ф.440, д.407, л.1, 1об, 31, 32, 33, 39, 51, 63; Забелин И.Е. Указ.соч. С.18-22, 24, 27, 28, 38, 49, 56, 57, 75; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.853, 856, 996об.; Рункевич С.Г. Указ.соч. С. 175, 194, 314; ЦХД до 1917 г., ф.421, д.289, л.2, 2об., 3, д.337, л.4-6, д.417, л.1, 3, 4, 4об., 5, 6, 12, 15, д.483, л.1-10, д. 979, л.1-2об.
69. Забелин И.Е. Указ.соч. С.136, 138.
70. Там же, С.121.
71. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.979, л.16-18.
72. Рункевич С.Г. Указ.соч. С.200; ЦХД до 1917 г., ф.421, д.483, л.2.
73. Забелин И.Е. Указ.соч. С.92, 93; Архив Юго-Западной России. Киев.1872. Ч.1.Т.V.С.319, 330.
74. Грамотки XVII-начала XVIII века. М.1969. С.281.
75. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.484об., 1045об.
76. Забелин И.Е. Указ.соч. С.52, 133-136; Описание документов и дел. 1868.Т.1 Стб.140. Т.2. Ч.2.Стб.9-11. Т.3.Стб.287, 288. 1880.Т.4.Стб.508; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.825об., 860, 980об.; ЦХД до 1917 г., ф.421, д.133, л.10об., 11об., д.620, л.193а, д.652, л.1об., д.979, л.6, 7об., 21, д.997, л.62, 62об., д.1087, л.35об., 36об.
77. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.483, л.1-10.
78. ГИМ ОПИ, ф.440, д.395, л.16.
79. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.5об., д.407, л.51; Забелин И.Е. Указ.соч. С.126; Описание документов и дел. Т.3.Стб.287, 288; РГИА, ф.797, оп.17, д.39624, л.4об, 5; Рункевич С.Г. Указ.соч. С.175, 194, 202, 314; ЦХД до 1917г., ф.421, д.218, л.1,1об, д.289, л.1,2, д.367, л.9об, д.417, л.3-5, 15, д.596, л.1, д.761, л.1, д.766, л.6об, д.979, л.17об.-19, 22об. Закономерно, что грузинские авторы в работах о сношениях с Россией постоянно писали о Донском монастыре. Мамаладзе Т. Большая Грузинская. Тбилиси. 1983. Пайчадзе Г. К истории грузинской колонии в Москве в XVII-XVIII веках. Тбилиси.1982. Татишвили В. Грузины в Москве. Тбилиси.1959.
80. ЦДХ до 1917 г., ф. 421, оп.1, ч.1, д.32, л. 34-36 об.
81. РГАДА, ф. 237, оп.1, ч.1, п.207, л.923 об.-925 об.
82. Там же, л.1022-1025.
83. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.69,70.
84. ЦХД до 1917г., ф.421, д.493, л.1-10.
85. Там же, д.979, л.1-6.
86. Там же, д.209, л.1, 1 об.
87. Там же, д.337, л.5,5 об.
88. Там же, д.493, л.2 об., д.979, л.2 об., д.1076, л.4.
89. Рункевич С.Г. Указ. соч. С.201; ЦХД до 1917г., ф.421, д.483, л.2
90. ЦХД до 1917г., ф.421, д.596, л.3-4 об.
91. Там же, д.691, л. 3,4.
92. Там же, д.1076, л.9, 9 об.
93. Там же, д.979 л.3, д.1076, л. 5-6 об.
94. Там же, д.367, л.1-12, д.691, л.2, д.1076, л.7,8,9 об.
95. Там же, д.1076, л.3,3 об.
96. РГАДА, ф.237, оп.1,4.1, д.207, л.1035.
97. Там же, л.482.
98. ЦХД до 1917 г., ф.421, д.979, л.5, д.996, л.262.
99. Архив Юго-Западной России С.329,330, Богословский М.М. Указ. соч. С.81,82; Забелин И.Е. Указ. соч. С.19-25, 38, 71, 72, 92, 93; РГАДА, ф.396, оп.1, 435, д.52959, л.1
100. Забелин И.Е. Указ. соч. С.25; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.2, ч.1, д.133, л.15, ч.2, д.77,97, л.2.
101. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.104,104 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, д. 477, л.3-7, д.629, л.14 об.
102. ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.626, л.5 об., д.724, л.1, д.726, л.1-4 об.
103. Описание документов и дел. Т.1 Стб. 139, 140.
104. Рункевич С.Г. Указ. соч., С.174, 192; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.996, л.93 об.
105. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.68 об.; РГАДА, ф.396, оп.1, ч.14, д.23590, л.54, 61, 64.
106. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.55; Забелин И.Е. Указ. соч. С.25, 78; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.51, 145 об., 147, д.207, л.440 об., 791, 875 об., 880 об., 898-899 об., 901 об., 907, 908, 910 об., 911, 988 об., 989, 1005 об., 1006, 1009; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.14, л.19.
107. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.66; ЦХД до 1917г., ф.421, д.620, л.22 об., 23.
108. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.55; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.52, л.4 об., 5, д.620, л.17 об.
109. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.96, 106,120, д.63, л.20, 20 об., д.395, л.2, 5, 7, 8, 11, 13, 14, 16, 17; Санкт-Петербургский институт истории – архив, ф.110, д.16/14, с.1; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.61 об., 145 об., 146 об., 166, 167 об., д.207, л.765 об., 773 об., 815, 855, 879 об., 880, 930, 934 об., 1043, 1045 об., ч.2, д.1160, л.19 об., д.3682, л.1, д.5215, л.1, 1 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, д.23, л.34 об., д.251, л.2, д.424, л.3, 3 об., 5, 3, 10, 10 об., 12, 12 об., д.466, л.7 об., 8, д.620, л.7, 17 об., д.621, л.3, 3 об., д. 679, л.1, д.766, л.4, 7, 9, д.374, л.3, 3 об., д.997, л.5-7, 15, 15 об., 26 об., 41, 41 об., 61 об. – 62 об.
110. ГИМ ОПИ, ф.440, д.398, л.34.
111. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.32, 32 об.; Забелин И.Е. Указ. соч. С.20, 24, 25, 38, 43, 71, 78, 149, 152; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.96 об., 106 об., 150, 167, д.207, л.484, 772 об., 828, 829 об., 874, 874 об., 911, 934, 943 об., 945 об., 971, 993, 1015, ч.2, д.4071; ЦХД до 1917г., ф.421, д.133, л.10, 14, д.401, л.5, 19 об., 21, д.466, л.6, д.620, л.1-3 об., 5, 5 об., 7, 9-10, 62 об., 66.
112. РГАДА, ф. 237, оп.1, ч.1, д.207, л.965 об., 966.
113. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.4, 4 об., 27, 57, 81, 100, 100 об., 127/3, 135-136, 144 об., 1486-147 об., д.395, л.16; Грамотки. С.280; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.96 об.-97 об., 104, 107, 114 об., 135, д.207, л.459 об., 463, 468, 476, 484 об., 773 об., 814-815, 829, 846; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.38, 39-40 об., д.133, л.11, 12 об., 16 об., д.205, л.31, 33 об., д.234, л.15, д.466, л.6, 6 об., д.477, л.7-12, д.620, л.1, 1 об., 3, 5, 29. 35 об., 36, 46 об., 58 об., 193-194, 193 об., д.621, л.1, д.996, л.76 об., 79, 92 об., 93 об., 175, 175 об., 198 об., 1087, л.3, 20, 20 об., 30 об., 31, 33, 46, 48 об., 51, 51 об., 55.
114. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.1, 5, 26, 62-63, 73-74 об., 76, 81, д.63, л1, 3, д.395, л.13, 16, д.407, л.39, 40; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.992 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.337, л.3-4, 6, д.416, л.1, 2, 2 об., д.417, л.1, 2, 3, 6, 7, 7 об., 15, д.596, л.1, 3, 4, 4 об., д.691, л.6-7, 8, д.979, л.6 об. 8, 18 об., 21-22 об., д.996, л.190.
115. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.57, 63, 63 об., 95, 103 об., 112, 127/3, 136, 147, д.63, л.9, д.395, л.5; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.145, д.207, л.240, 240 об.; ЦХД до 1917г., ф.721, оп.1, ч.1, д.52, л.7, 9, д.209, л.2, 9, д.300, л.2, д.337, л.5, д.367, л.7, 8, д.417, л.11, 12, д.424, л. 12 об., 13, д.466, л.6, 6 об., 9, д.477, л.1, 7, д.620, л.193 об., д.621, л.3, 3 об., д.691, л.3, 4, 5, д. 979, л.2, 2, д.1076, л.3-6 об.
116. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.57, 57 об., 81 об., 82, 88/1, 91, 91 об., 95, 106, 106 об., д.63, л.10, д.395, л.2, 4, 6; Грамотки. С.80, 280, 281, Архив СПИИ, ф.110, д.16/14, сстав 1; ЦХД до 1917г., ф.421, д.477, л.14 об., 15, д.524, л.1, 1 об., 3, д.688, л.1, д.987, Л.41-41.
117. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.875 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.1063, л.12, 13, 14 об.
118. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.909 об., 966 об., 967; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.133, л.15, 16 об., д466, л.6.
119. Богословский М.М. Указ. соч. С.28, 77; Забелин И.Е. Указ. соч. С.75, 144; Описание документов и дел. Т.2. ч.1.Стб.100; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.50 об., 96, 96 об., 97 об., 101 об., 105 об.-107, 120, д.207, л.27, 120, 459, 463 об., 465 об., 476 об., 484, 485 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.21 об., 23, д.75, 16 об., д.133, л.11016 об., д.205, л.32, д.228, 12, д.234, л.13, 13 об., д.300, л.19 об., 20, д.620, л.30, 35 об., 46 об., 50, 50 об., 62 об., 67, 193-194, 193 об., д.621, л.5 об., 6, д.626, л.3 об., д.784, л.1-4, д.761, л.2, 2 об., д.996, л.38, 38 об., 75-75 об., 76 об., 78, 78 об., 91, 94-95 об., 208 об., 209, 262 об., д.1087, л.25, 26 об., 31, 34 об., 36 об., 52, 55 об., 56, ч.2, д.7787, л.2, 2 об.
120. Описание документов и дел. Т.1. Стб.139, 140. Т.2., ч.1, Стс.100; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.994 об., ч.2, д.1005, л.1-4; Архив, ф.110, д.16/12, 2 сстава; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.52, л.5-6 об., д.75, л.6-7, 8, д.466, л.7 об., 8, 11 об., 14, 14 об., д.477, л.5 об., л.6.
121. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.68, 68 об., д.53, Листы без номеров, д.388, л.32, д.395, л.9, 13, 18, 19, 20, 36, 37, 51; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.16, л.163, д.61, л.50 об., 101, 101 об., 121, 121 об., 168 об., д.207, л.240, 240 об., 828 об., д.457, л.1, ч.2, д.4071, л.4 об., 5, д.4897, л.2, 3, д.5215, л.1, ф.396, оп.1, ч.14, д.23590, л.65, ч.35, д.952, 959, л.1; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.52, л.1, 1 об., д.228, л.1, 2, 2 об., д.278, л.2, д.369, л.1-2, д.416, л.1, д.417, л.6, д.526, л.2, 3, 4, 4 об., д.1076, л.1 об., 2, 3.
122. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.107, 172 об., д. 207, л.1026 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.133, л.16 об., д.996, л.99 об., 211, 211 об., 220, 221 об., д.1087, л.30 об., 31.
123. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.95 об., 96 об., 100 об., 103 об., 104 об., 106 об., д.63, л.8, 10; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.83 об., 129, 132 об., 133, 162 об., д.207, л.235, 456, 459, 785 об., 895 об., 918 об., 1004, ч.2, 1005, л.4, 4 об., д.1160, л.15, д.4071, л.5; ф.396, оп.1, ч.35, д.52959, л. 1об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.14, л.19, д.72, л.29 об., д.52, л.3, 3 об., д.205, л.31 об., д.223, л.1, 6, д.234, л.11 об., 13, д.300, л.2, 2 об., 6, 9, 14 об., 17, д.337, л.4, д.417, л.3, д.424, л.3 об., 5, 6, 8, 10 об., 12 об., 13, д.466, л.9, 12 об., 18, 18 об., д.477, л.1, 3, 4, 14 об., д.524, л.2 об.-3 об., д.620, л.14 об., д.621, л.6, 6 об., д.766, л.4, д.808, л.25 об.
124. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.32, 66, 91, 135 об., 140 об., 141 об., 144 об., 147 об., 148 об., 152 об., 154 об., 155 об.,160 об.; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.16, л.1, д.52, л.150-168, д.61, л.42-84 об., 122 об., д.207, л.891, 963, д.1005, л.1 об., 4 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.14, л.19 об., д.28, 12, 12 об., д.32, л.34 об., 38, 39, 39 об., 40 об., д.37, л.2-51, д.52, л.1 об., 3 об.-4 об., д.300, л.2-15, д.401, л.25, д.477, л.8 об., д.620, л.4, 193 об., 193, 193 об., д.621, л.1-10 об., д.724, л.1-4, д.996, л.32, 234 об., д.997, л.74 об., д.1069, л.9, д.1087, л.1-4, 90-92 об., ч.2, д.7787, л.4 об.
125. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.52, л.168, д.61, л.145 об., 150, 160 об., 166 об., 177 об., д.207, л.994 об., 1007, 1007 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.52, л.1 об., д.652, л.1, д.688, л.1, д.808, л.21, 21 об., д.996, л.206, 206 об., 208 об.
126. ГИМ ОПИ, ф. 440, д.51, л.112, 114, 114 об., 120, 122; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.2, д.4897, л.2; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.337, л.1, 1 об., д.477, л.8 об., д.626, л.5 об., д.724, л.1-4, д.808, л.20 об., д.985, л.1, 1 об.
127. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.788.
128. ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.399, л.2.
129. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.125.
130. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.58; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.158 об., 162, 131. ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.483, л.2 об., д.620, л.14 об., 15, д.679, л.1, 2 об., д.691, л.8, д.766, л.8, 9, д.877, л.2 об., 3, д.996, л.75 об., д.1069, л.4 об., д.1087, л.46, 50 об., 63 об., 64, ч.2, д.7863, л.2 об.
131. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.463 об., 465, 470, 777, 853, 859 об., 901 об., 913, 968, 968 об., 972 об., 973 об., 1023 об., 1041.
132. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.46 об., 52 об., д.207, л.205; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.234, л.13 об., д.300, л.8 об., д.466, л.1, 6 об., д.620, л.1, 3, 193 об., д.621, л.2, 10 об., д.652, л.3 об., д.688, л.2 об., д.725, л.1, 8 об., д.726, л.1, д.308, л.2, 2 об., д.996, л.64, 64 об., 89 об., 91 об., 94 об., 195, 195 об., 197 об., 198 об., 208 об., 219 об., 227, д.1087, л.26-29 об., 34 об., 36, 36 об., 38 об.-41, 48 об., 50, 51, 55 об., 56, 58 об., 59, 62 об., 64 об.-66, 90 об.
133. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.53, 57, 99 об., 100, 144, 145 об., 169 об., 179. д.207, л.899, 932 об., 933, 1007 об., 1008 об., 1023; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.133, л.12, 13, 13 об., 15 об., 17 об., д.300, л.7 об., 8, 10, 11, д.483, л.6, 6 об.
134. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.56 об., 97 об., 98, 125, 146, 154 об., д.207, л.442, 452 об., 459 об., 463, 467 об., 470 об., 473 об., 934, 992 об., 997, 997 об., 1023 об., 1027, 1048 об.-1049 об.; ЦХД до1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.52, л.3 об., д.133, л.13, 13 об., д.300, л.19 об., д.477, л.1, 3 об., д.483, л.3, д.620, л.2-3, д.652, л.2 об., д.724, л.1-4, д.725, л.1, д.996, л.73, 75, 75 об., 94-95 об., 221, д.1087, л.26, 26 об., 36 об., 39 об., 40.
135. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.56 об., 97 об., 98, 125, 146, 154 об., д.207, л.442, 452 об., 459 об., 463, 467 об., 470 об., 473 об., 934, 992 об., 997, 997 об., 1023 об., 1027, 1048 об.-1049 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.52, л.3 об., д.133, л.13, 13 об., д.300, л.19 об., д.477, л.1, 3 об., д.483, л.3, д.620, л.2-3, д.652, л.2 об., д.724, л.1-4, д.725, л.1, д.996, л.73, 75, 75 об., 94-95 об., 221, д.1087, л.26, 26 об., 36 об., 39 об., 40.
136. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.468 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.209, л.2, 2 об., 9, д.620, л.23, д.691, л.7.
137. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.57; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.52 об., д.207, л.442, 467, 777, 966 об., 1009 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.28. л.3 об.
138. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.86 об., 87, 154 об., 156 об., 158 об., д.207, л.453, 476, 842, 852, 925-927 об., 1016, 1023 об., 1024 об., ч.3, д.4071, л.4, 4 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.7 об., 8 об., д.45, л.15 об., д.52, л.3, 3 об, д.620, л.23 об., 62 об., 66, 195, 195 об., д.996, л.201 об., 210 об., 264, д.997, л.61-63 об., 74-75, д.1063, л.1 об., 5, д.1069, л.9, д.1087, л.24 об.-28, 31, 36, 40, 46 об.
139. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.459, 483.
140. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.861 об., 941, 1027, 1027 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.620, л.36.
141. ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.997, л.85 лб.-86 об.
142. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.57-59, д.395, л.10; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.96 об., 139, д.207, л.913 об., 937, 1042 об.
143. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.34 об., 35 об., 104, 104 об., д.207, л.235, 484, 829; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.52, л.6 об., д.223, л.4 об.
144. РГАДА, ф.248, оп.9, д.530, л.198, 198; Рункевич С.Г. Указ. соч. С.65; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.223, л.6 об., 8, д.620, л.34.
145. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.95, 95 об., д.395, л.10; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.53 об., 55, 55 об., 61 об., 106 об., д.207, л.481 об., 784 об., 824, 904, 1028, 1034 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.205, л.33 об., д.227, л.1, д.234, л.10, д.620, л.44 об., д.996, л.38 об., 40, 89 об., 90, 204 об., 205 об., 206 об., 214, д.1087, л.62, 64-65, 66.
146. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.141 об.; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.58, 60, 104 об., 112 об., 153 об.-154 об., 166, д.207, л.850 об., 851; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.3, д.45, л.14 об., 15, 16, д.234, л.14, 20-22 об., д.620, л.184-185 об., 191-194, д.960, л.5 об., 6, д.979, л.3 об.
147. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.476 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.996, л.89 об.
148. ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.205, л.39 об.
149. ГИМ ОПИ, ф.440, д.613, л.1; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.104, 149, д.207, л.894 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.205, л.21 об., д.996, л.75.
150. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.70; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.65 об., 66, д.207, л.1023 об., 1024; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.205, л.17 об., 18, д.483, л.5-10, д.620, л.30 об., 31, д.976, л.4-5 об., д.996, л.73 об., 74.
151. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.140, д.63, л.3, д.395, л.37; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.51, л.52, 113 об., д.207, л.459 об., 772 об., 843 об., 893, 909, 927 об., 1023 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.52, л.36, д.205, л.39 об., д.620, л.34, д.996, л.210 об., 215 об., д.1087, л.34, 39, 48, 48 об., 50, 62, 66, 66 об.
152. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.5.
153. ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.979, л.4, д.996, л.205 об., д.1087, л.61 об.
154. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.128.
155. ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.300, л.9, 9 об.
156. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.133, д.207, л.443, 470 об., 997 об.; ЦХД до 1917г., ф.420, оп.1, ч.1, д.28, л.1 об., д.620, л.2, 2 об., д.996, л.195, д.1087, л.27, 33 об., 61.
157. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.70; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.66, 117 об., 175 об., д.207, л.826, 903, 1024 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.205, л.18, д.484, л.8, д.979, л.4 об.
158. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.117 об.
159. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.26, 155; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.54, 54 об., 103, 125 об., 126, 170, 171 об., д.207, л.800, 1042, 1043 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.483, л.5, 6, 9 об., д.979, л.6.
160. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.60 об., 101 об., 148 об., 150 об., 151, 168, 172, д.207, л,484 об., 485, 781 об., 856, 859 об., 947, 954; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.133, л.14, 15 об.
161. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.69; Забелин И.Е. Указ. соч. С.152; РГАДА, ф.237. оп.1, ч.1, д.61, л.80, 109 об., 111, 128 об., 138 об., 144 об., 162, 165 об., д.207, л.460 об., 473, 481, 582 об., 776 об., 802, 804 об., 805 об., 807 об., 808, 864 об., 865, 945 об., 947, 954, 1023, 1046 об.
162. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.34 об., 35 об., 163 об., д.207, л.471 об., 987, 1024, 1028 об., 1042, 1046 об.
163. Кавелин Г.Л. Историческое и археологическое описание червоклассно монастыря Успенского в городе Александрове СПб./884. С.22, 25; 158-160. Кирпичников А.Н., Хлопин И.Н. «Великая государственная крепость» л.1972, С.158-160.
164. ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.147; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.128 об., 147 об., 158 об., д.207, л.454, 470, 474, 484 об., 780, 952 об.,953, 1023; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.205, л.17 об., 49, д.996, л.201, 203 об., д.1087, л.28.
165. ГИМ ОПИ, ф.440, д.407, л.31, 50; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.875 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.75, л.6, д.337, л.2, 2 об, д.417, л.1, 5, д.483, л.4, д.808, л.15 об.
166. ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.466, л.6, 6 об., д.477, л.1-15, д.524, л.1, д.996, л.189 об., 205 об.
167. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.489, 490.
168. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.443 об., 445, 874, 875, 876, 886, 968, 968 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.1063, л.12, 14.
169. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.486, 487.
170. РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.50 об., 132 об., 133, 150, д.207, л.235, 463, 785 об., 786, 826, 994 об., 1007, 1007 об., ч.2, д.1160, л.15; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.852, л.1 об., 3, 3 об., 4, 5, 7 об., д.223, л.6, д.234, л.11 об., 13, 13 об., д.300, л.17, 19 об., д.620, л.50, 50 об., 194.
171. ГИМ ОПИ, ф.440, д.63, л.3.

ИНОКИ ПРЕЧИСТОЙ БОГОРОДИЦЫ ДОНСКОГО МОНАСТЫРЯ В КОНЦЕ XVII – НАЧАЛЕ XVIII вв. ЧАСТЬ 3

172 ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.69; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.913, об., л.1022; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.32 об., д.996, л.195 об., 202 об.

173 ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.69; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.913, об., л.1022; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.34 об.

174 ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.69; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.63, 95, 116, 135, д.207, л.1022; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.205, л.17, д.620, л.30, 42 об., 59, д.996, л.93 об., 195 об.

175 ГИМ ОПИ, ф. 440, д.51, л.69; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.923 об.-924, л.1022, 1022 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.34, 34 об., 36.

176 ГИМ ОПИ, ф. 440, д.51, л.69; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.1022 об., 1023; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.35 об.

177 ГИМ ОПИ, ф. 440, д.51, л.70; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.1023; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.35.

178 ГИМ ОПИ, ф. 440, д.51, л.69.

179 ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.1087, л.50 об.

180 ГИМ ОПИ, ф. 440, д.51, л.70; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.65-66; 113 об., 116 об.-117 об., 175, 175 об., д.207, л.460, 864 об., 924-923 об., 1023 об.-1024 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.35-36 об., д.205, л.17-18 об., д.620, л.30-31, 42 об., 43, 59-60, д.996, л.73 об.-74 об.

181 ГИМ ОПИ, ф. 440, д.51, л.70; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.66 об., 117 об., 176, д.207, л.925 об., 1024 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.36, д.205, л.17-18 об.

182 ГИМ ОПИ, ф. 440, д.51, л.68, 120; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.16, л.163, д.52, л.168, ф.396, оп.1, ч.35, д.52959, л.1-2; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.205, л.24, д.401, л.1.

183 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.814, 814 об., 844 об., 895, 948, 1045 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.205, л.31, д.620, л.3, 9-10, д.621, л.6 об.

184 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.46 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.466, л.6, д.620, л.74-75 об., 79, д.621, л.2, д.996, л.84 об.

185 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.490, 490 об., 875 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.1063, л.12.

186 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.135, 178 об., д.207, л.205, 1004; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.205, л.49 об., д.223, л.6 об., 8, д.620, л.29, 58 об., д.621, л.6 об., 14 об., д.996, л.82 об.

187 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.65, 128, 149 об., 158 об., 162, 171 об., д.207, л.452, 464, 844, 929 об., 1046 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.133, л.12, 13 об.

188 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.101 об., 128 об., 148 об., 150 об., д.207, л.484 об., 780, 802, 804 об., 864 об., 865, 954; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.133, л.15 об.

189 ГИМ ОПИ, ф. 440, д.51, л.70, 87, 106 об.; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.66 об.

190 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.147, 166 об., 168, д.207, л.476.

191 ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.477, л.14 об., 15, д.621, л.2, д.977, л.63, 63 об., 75, 75 об.

192 Там же, д.205, л.32 об.

193 Там же, д.620, л.33 об., 34, 193 об.

194 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.94 об., 139 об., 158 об., д.207, Л.464, 464 об., 875 об.; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.133, л.17 об., д.621, л.2, д.1063, л.12, 14.

195 Забелин И.Е. Указ. соч. С.25, 78; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.140, 161, д.207, л.880 об.; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.75, л.6, 6 об.

196 ГИМ ОПИ, ф. 440, д.51, л.140, 140 об., д.63, л.1, 1 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.620, л.43.

197 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д. 1005, л.1 об., 4.

198 ГИМ ОПИ, ф. 440, д.63, л.1; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.52, 156, 169 об., д.207, л.471 об., 794 об., 796, 806 об., 826, 849 об., 927, 1028 об., 1042, 1042 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.3, 8 об., д.205, л.26, д.620, л.193 об., д.621, л.10, д.979, л.6, д.996, л.197, 198 об., 211, 211 об., 262, 262 об., д. 1087, л.29, 33 об., 34, 37, 39, 51-52, 61 об.

199 ГИМ ОПИ, ф. 440, д.51, л.140, 140 об., д.63, л.3, 3 об.; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.223, л.2, 2 об., д.234, л.35, д.651, л.1-3 об., д.877, л.1-3, д.1063, л.12, 14, 14 об.

200 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.154 об., д.207, л.454, 463, 468 об., 814; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.7, 31, д.205, л.33, д.466, л.6 об.

201 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.926 об.,

202 Там же, д. 205, л.25 об., д.620, л.34, 34 об., 168-185 об., д.621, л.6, д.960, л.5 об., 6, д.996, л.73, 73 об., 81, 200, 201 об., 264, д.1087, л.29, 37, 46 об., 48, 48 об., 60 об.

203 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.99 об., 100, 150, д.207, л.460 об., 464 об., 465, 792 об., 799 об., 800, 815, 842, 842 об., 892 об., 1016 об.; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.133, л .14, д.205, л.25 об., 49 об., д.620, л.29, 29 об., 33, 36 об., 37, д.621, л.2, 6 об., д.996, л.73 об., 83 об.-85, 198 об., 210 об., д.1087, л.29 об., 37 об., 38 об., 46, 51, 61 об.

204 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.94 об., 139 об., 158 об., д.207, Л.464, 464 об., 875 об.; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.133, л .17 об., д.621, л.2, д.1063, л.12, 14.

205 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.58, 60, 95 об., 101, 102, 107, 107 об., 110, 115, 154 об., д.207, л.464, 465, 473 об., 481 об., 779 об., 795 об., 798, 897, 921, 937, 1001, 1007 об., 1028 об., 1030 об., 1044, 1044 об.; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.7 об., 30 об., 31, д.133, л.16, 17 об., д.205, л.26 об., 33 об., 36, 45 об., 49 об., д.223, л.10 об., д.620, л.29, 30, 38 об., 39, 41 об., д.621, л.2, 6, 6 об., 10 об., 13, д.996, л.39, 89, 89 об., 205 об., 231, 231 об., д.1087, л.29 об., 36 об., 37 об., 50, 50 об., 61.

206 ГИМ ОПИ, ф.440, д.395, л.17; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.43, 85 об., 113 об., 133, д.207, л.468 об., 782 об., 798, 847 об., 848, 934 об., 990, 997 об.; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.7 об., 30 об., 31, д.133, л.16, 17 об., д.205, л.26 об., 33 об., 36, 45 об., 49 об., д.223, л.10 об., д.620, л.29, 30, 38 об., 39, 41 об., д.621, л.2, 6, 6 об., 10 об., 13, д.996, л.39, 89, 89 об., 205 об., 231, 231 об., д.1087, л.29 об., 36 об., 37 об., 50, 50 об., 61.

207 ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.251, л.1 об., д.620, л.193 об., д.621, л.6 об., д.688, л.1-4, д.960, л.5 об., д.1063, л.13.

208 ГИМ ОПИ, ф.440, д.395, л.8; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.161, д.207, л.442, 892 об., 999; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.234, л.14, 15, д.337, л.6, д.620, л.7, 195, 195 об., ч.2, д.7787, л.2, 2 об.

209 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.110, 172, 178 об., д.207, л.206 об., 892 об., 893, 894, 900; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.620, л.64 об., 65 об., 66, 168-183, 193 об., д.725, л.1-8, д.726, л.1-4, д.920, л.5 об., 6, д.996, л.89 об., д.1087, л. 37, 37 об.

210 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.69, 80, 95, 95 об., 106, 106 об., 108, 146, 162, 169 об., 171, д.207, л.452-453 об., 465 об., 486, 777, 778, 799, 800-801, 813 об., 825 об., 848 об., 849, 857, 944 об., 945, 1000 об., 1001, 1008 об., 1029 об., 1044-1044 об., 1049; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.133, л.13, 13 об., д.620, л.35, 62 об., 64 об., 65 об., 66, 67, д.1087, л.52, 55 об., 56.

211 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.115, 134 об., д.207, л.453, 795, 843 об., 845 об.; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.8, д.133, л.18 об., д.205, л.25, 26, 33, 49, д.620, л.34, д.621, л.6 об., 10.

212 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.52 об., 53, 113, 125 об., 128, 128 об., 132, 155, 161, д.207, л.453 об., 776, 897, 897 об., 913, 944 об., 947, 949, 949 об., 983, 997 об.; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.7, 8, д.205, л.26, 32, 33 об., д.209, л.1 об., д.234, л.34, д.524, л.1, д.620, л.5, 34, 44, д.621, л.10, д.996, л.201, 201 об., 204 об., 208, д.1087, л.33 об., 60 об.

213 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.64, 64 об., 68 об., 96 об., 106 об., 116, 146, 163 об., д.207, л.456 об., 776, 794 об., 805 об., 806, 856 об., 857, 897, 899, 982 об., 1046; ЦХД до 1917 г., ф.421, оп.1, ч.1, д.133, л.14, д.234, л.33-34, д.620, л.5, 36, 40, 43 об., 62 об., 64 об., 65 об., д.724, л.1-4, д.996, л.73, 73 об., д.1087, л.33 об.

214 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.460 об.,823 об.; 902 об., 930, 998 об., 1030, 1032 об., 1034 об., ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.996, л.208 об., д.1087, л.31, 58 об. – 59 об.

215 ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.996, л.73 об., 75, 75об., 76 об., 78.

216 ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.140, 141, 150, 154; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.56 об., 97 об., 97 об., 98, д.207, л.892 об., 922; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, 300, л.19 об., д.483, л. 5 об., 8 об., 9, д.620, л.3, 29, 35, 36, 37, д.996, л.73, 78 об. – 79 об., 221, д.1087, л.46.

217 ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.620, л.9, д.725, л.1-8, д.726, л.1-4.

218 ТАМ ЖЕ, д.52, л.3, д.877, л.1, 2, 29, 29 об., 3

219 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.82, об., 83 об., 101 об.; 129, 162 об., д.207, л.897, 907,909,922,1031; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.300, л.6 об., 19 об.,20, л.483, л.8об., л.620, л.41об., д.996, л.260 об.

220 ЦХД до 1917г.,ф.421, оп.1, ч.1, д.466, л.6 об., д.483, л.9, д.621, л.2, д.688, л.1-4, д.1087, л.46, 48, 50, 50 об.

221 ТАМ ЖЕ, д.251, л.1, 1 об.

222 ТАМ ЖЕ, д.652, л.1- 3 об., д.1063, л.12, 13, 14.

223 ТАМ ЖЕ, д.229, л.2-4.

224 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.84, 160 об., 166 об., д.207, л.463 об., 485 об., 808, 828, 828 об., 844, 853, 855, 856, 910 об., 915, 1029; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.31, д.620, л.93а, д.996, л.175 об., 214, д.1087, л.46, 46 об.

225 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, д.207, л.985.

226 ТАМ ЖЕ, д.61, л.145 об., д.207, л.808, 828, 828 об., 853, 899, 899 об., 901 об., 902, 1005 об.

227 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.145 об., д.207, л.915 об., 1040 об.- 1041 об., ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.466, л.16 об.- 18 об., д.620, л.7, д.626, л.3 об., 4.

228 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.132, д.207, л.856; ЦХД до 1917г., ф.421. оп.1, ч.1, д52, л.4 об.- 5об., д.477, л.2, 3 об.

229 ГИМ ОПИ, ф.440, д.388, л.1; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.51, л.81 об., д.207, л.4635, 490, 851, 1041; ЦХД оп.1, 41, д.52, л.3, 3 об., 6, 6 об., д.300 г. л.14.

230 РГАДА, ф.237, од.1, 41, д.61, л.104 об., 116; д.207, л.850, 982 об., 1048; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.32, л.30 об., д.620, л.29 об., д.996, л.221.

231 РГАДА, ф.237, оп.1, 41, д.207, л.992, 994 об., 1007, 1007 об.

232 Описание документов и дел. Т.1.Стб.139, 140. Т2 Стб. 100.

233 ЦХД до 1917г., ф.429, оп.1, 41, д.466, 11, 1об.

234 ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.148 об.

235 ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, 41, д.300, л.2.

236 ТАМ ЖЕ, д.401, л.19 об.

237 ТАМ ЖЕ, д.75, л.6 об., 8

238 ТАМ ЖЕ, д.166, л.6, 6 об., д.1-15, д.521, л.1-3 об., д.620, л.39, д.621, л.2, д.996, л.189 об., 205 об., д.1087, л.61 об.

239 ГИМ ОПИ, ф.440, д.51, л.57, 57 об.; Грамотки, . 79,80.

240 ГРАМОТКИ. С.280, 281; РГАДА, ф.237, оп.1, 41, д.207, л.842.

241 ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.997, л.40, 40 об., 42.

242 ТАМ ЖЕ, д.996, л.197, 198 об., д.997, л.61 об.-63 об., 75, 75 об.

243 ТАМ ЖЕ, д.766, л.7, 7 об., 9, 9 об.

244 ЗАБЕЛИН И.Е. Указ. соч. С.25; РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д-207, л.480, 490 об., 892 об.

245 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.167, д.207, л.440 об., 441.

246 ТАМ ЖЕ, д.61, л.147, 166 об.

247 ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.1063, л.1-5 об.

248 ЗАБЕЛИН И.Е. Указ. соч. Изд. 1. М. 1865. С. 143-145; История СССР с древнейшин времён до наших дней. М. 196 Т. З. С. 392; РГАДА ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.146, 148; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.1087, л.36 об.

249 ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.979, л.1-5 об.

250 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.984, 984 об., 1005 об., 1006; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.996, л.40, 262 об.

251 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.134 об., д.207, л.473 об., 807, 807 об., 909, 913; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.996, л.89 об., 90.

252 РГАДА, ф.237, оп.1, ч.1, д.61, л.115 об., 116, д.207, л.907; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1, д.996, л.75а об., 208.

253 РГАДА, Ф.237, оп.1, ч.1, д.207, л.856 об,; ЦХД до 1917г., ф.421, оп.1, ч.1,д.524, л.2 об., д.620, л.191, 191 об.

254 Воронин Н.Н. Введение в кн.: Троицке – Сергиева Лавра. Художественные памятники. М. 1968. С. 10